Невеселая история (Верещагин) - страница 3

С того все и пошло.

Александр Сергеевич Пушкин, как известно, каждой бочке затычка, потому что все за всех доделывает, художник Репин, потому что написал всенародно известную картину «Вот тебе бабушка и Юрьев день», баран у всех на слуху благодаря своему упрямству, а архиповы портянки — из–за запаха.

— Тонь, а Тонь, дай мне вещества какого–нибудь от тараканов, — бывало попросит в сельповсом магазинчике какая–нибудь невеселая женщина. — Совсем от проклятых не стало житья. Мой вчера заявился из мастерских — на кровать кувыркнуться не может, все время промахивается. Так ночь под столом на кухне и проспал. Утром спрашиваю: «Ну, а аванс твой где?» Он уж думал–думал, сердечный, в затылке чесал–чесал… «Тараканы, говорит, поди порастащили. Всю ночь по мне шастали, паразиты! Вон трешка последняя под вешалкой валяется — не смогли, видать, допереть, бросили!»

Тонька, сельповская продавщица, бабенка беспутная и часто нетрезвая, слушала разговоры женщин, следя глазом за стрелкой весов и ухмыляясь небрежно крашеным ртом.

— Это бывает, — соглашалась с первой женщиной ее соседка по очереди. — От этих тараканов всего жди! Знаем. Только зачем же тебе яд покупать, деньги свои расходовать? Ты, вон, деда Архипа в избушку покличь. Он портянкой по углам потрясет — никакого вещества не потребуется».

Тонька кивала. Архип сторожил по ночам механические мастерские напротив сельпо и был ее близким знакомцем: помогал время от времени в подсобке, чинил, что потребуется, и мастерил по электрической части.

Сам Архип — старичок, кстати, очень опрятный, симпатичный, укладистый, безответный, пятый год как вдовец, — к разговорам относился терпеливо, не сердился и старался не возражать, чтобы не добавлять лишнего масла в огонь. Пусть себе болтают! У него не убудет, а народу — развлечение. Тут, как известно, ничего не поделаешь: раз народ решил, значит, терпи.

— Ты дед, их, наверное специально не стираешь, чтобы они ценность свою не порастеряли, — особенно часто наседал на него Колька Колмацуй, здоровенный оболтус, который больше года после армии болтался без настоящего дела.

— Отчего ж не стираю, стираю, — без охоты сообщал дед, стараясь попасть в шутливый тон. — Бывает когда и пополощу.

— Пополощу! — веселился Колька. — Да их не полоскать нужно. Их с наждаком мыть, с бензином! В солярке со скипидаром!

Дед терпеливо улыбался, стараясь смотреть мимо шумного Кольки. Колька по молодости лет мог и не знать историю со столичным артистом.

— А ты их дед на винную фабрику запродай! — надрывался Колька. — Там их с руками оторвут: влил воды из–под крана, поболтал там твою портянку — и пожалуйста, портвейн. Никаких дрожжей не нужно, никакой технологии. Красота!