Одним словом, не скажешь, как и вышло, но в итоге председатель выгнал родного брата из собственного дома. По пьяной лавочке погрузил, несмотря на крики жены, брата вместе с женой и подарками в машину и отвез на станцию. Да еще кричал что–то обидное вслед.
Вот так: начали за здравие, закончили за упокой.
Наутро председателю было стыдно глаза поднять. Остатки праздников он провел в борьбе с зеленым змием.
Можно представить, что настроение у него было — хуже некуда. К тому же хозяйство за праздники принесло хлопот. На ферме уже второй день в голос мычали не кормленные и не поенные телята, а рабочих как корова языком слизнула. Сгорели от неведомых причин три колхозные скирды. Пропал целый вагон стекла для строящегося кормоцеха. А какие–то сукины дети, наверное из подрастающей смены, повалили только что поставленные столбы для освещения улицы и загнали новенький трактор в болото.
В общем, неделя начиналась весело. А тут еще Тонька явилась с утра и выложила на стол перед ним какую–то замусоленную бумажку.
— Что это? — стараясь дышать в сторону, строгим голосом спросил председатель и посмотрел на Тоньку мутными глазами.
— Там написано, — грубовато отрезала продавщица.
Председатель, хмурясь, принялся читать, но, даже дочитав до конца, ничего не понял. В его голове образовывалась каша из шофера Ермолаева, портянок, молока и деда Архипа, который не прочь потискать Тоньку.
— А ну, говори русским языком! — прикрикнул председатель.
— Молоко, — сказала Тонька.
— Что?
— Скисло.
— Почему?
— Это… Архип портянками испортил.
Председатель вытаращил глаза на Тоньку, потом перевел их в бумагу. Наконец смысл написанного начал до него доходить.
Нужно было всыпать этой Тоньке по первое число, изматерить ее как следует, порвать ее идиотскую бумагу, стучать кулаком и топать ногами. Но на это после праздника не было никаких сил.
В конце концов, что за потеря, два бидона молока! Его уж не вернешь. Да и с Тоньки ничего взять. Ругаться с ней — только нервы трепать.
Председатель положил бумагу в стопку на краю стола и строго посмотрел на продавщицу.
— Где молоко? — спросил он.
— А где ему быть? В магазине. В подсобке стоит.
Председатель поиграл желваками.
— Иди, — строго сказал он. — Я после обеда пришлю Ермолаева, чтоб увез бидоны на ферму телятам.
Тонька тайком вздохнула и стала собираться.
— Все? — на всякий случай спросила она.
— Все!
Двойкина торопливо поправила платок и поспешила к дверям. Но на пороге обернулась:
— А что с Архипом? — спросила она.
— С Архипом? — задумался председатель. — Архипу мы зададим! По первое число зададим! — председатель усмехнулся. — За злостную порчу колхозного добра!