С грустью думаю о переселении сюда. О том, что перемещение сюда людей и их скарба, пусть даже людей близких, обозначает конец мира нашего детства. И что для меня переезд сюда — это не просто смена одной квартиры на другую, а нечто неизмеримо большее. Иная мера ответственности за свои поступки и жизнь, за судьбу детей…
Я кладу руки на покрытую сукном столешницу. На которой без малого тридцать лет лежали руки отца. А до этого в течение полувека — руки деда. А еще раньше — возможно — руки самого Чехова.
Это ко многому обязывает. За таким столом нельзя работать кое–как… И думать нужно как–то особенно… Возвышенно, что ли…
Наудачу набрал номер митькиного телефона — его теперь почти невозможно застать в Москве.
К моему удивлению брат оказался дома.
— Сколько лет, сколько зим! — обрадовался он.
— Совсем не надеялся тебя застать…
— Да–да. Я всего на день. Проездом из солнечного Норильска в курортные Апатиты, — невесело пошутил брат. — Поправляю непоправимое материальное положение. Концерты — утеха комедианта.
Судя по всему, настроение у брата неважнецкое. Но что уж тут поделаешь…
— Знаешь, — сказал я, — а я в родительской квартире… Сижу за отцовским столом. Вспоминаю одно–другое…
Митя замолчал, видимо представляя меня в отцовском кабинете. Я подумал, что ему, столько лет живущему вдали от дома, живущему со скоростью и напряжением, которых уже хватило бы на несколько жизней, наше детство видится совсем в ином свете.
— Ты уже переехал? — спросил он через некоторое время. И я почувствовал, что внимание брата занято чем–то еще.
— Еще нет. Все собираюсь, — ответил я. И спросил: — Я тебя отвлекаю?
Я почувствовал, что Митька в своей Москве помрачнел.
— Да нет… То есть… Неважно… Воюю тут с наследником, — неохотно признался он. — Без меня совсем отбился от рук.
Я улыбнулся, вспоминая конопатого, вихрастого, нахального митиного сына. В общем, очень похожего на своего отца.
— Целыми днями играет на гитаре, он, видишь ли, теперь у нас лидер группы. Кумир микрорайона и окрестностей. А из школы вот–вот выгонят. И дома ничего не делает. А уж чтобы о будущем подумать. Нет! Только о своей музыке. И хотя бы играли по–человечески… А то неизвестно что!
Я улыбнулся. Подумав о том, что все ворчащие родители похожи друг на друга.
— Ты смотри… — сказал я. — Поаккуратнее. Нужно уважать свободу личности. Насилие ничего кроме ответной агрессии не порождает… Свободный человек должен сам осознать границы своей свободы.
Брат промолчал. Но я понял, что он со мной не согласился: тебе легко говорить, а попробовал бы сам!