— У меня голова разламывается, — прошептала Миранда. — Хоть поскорее бы он кончил!
— Не скоро он кончит, — прошептал Адам. — Я принесу вам аспирин.
— Маки Фландрии цветут у могильных крестов…
— Только к самой сути подбирается, — прошептал Адам.
— Зверства… невинные младенцы на штыках бошей… Ваш ребенок и мой ребенок… если это не коснется наших детей, тогда скажем с благоговением: люди умерли не напрасно… война, война… Эта война положит конец всем войнам, война в защиту демократии, в защиту человечества, мир на земле на веки вечные, а чтобы доказать друг другу и всему миру, что мы верим в демократию, давайте все как один подпишемся на заем свободы и откажемся от сахара и от шерстяных носков…
«Так, что ли? — спросила самое себя Миранда. — Повторите, я не расслышала последнюю фразу. А про Адама вы что-нибудь сказали? Если нет, тогда ваши словеса меня не интересуют. Как будет с Адамом, свинья ты эдакая? И что мы на сей раз споем — «Типперери» или «Долгий путь, вперед веди нас»? Ох, скорее бы это представление кончилось, мне еще надо написать о нем, прежде чем мы с Адамом пойдем танцевать, а времени у нас так мало. Уголь, нефть, золото, железо, международные финансы — что же ты об этом-то ничего не скажешь, враль ты эдакий!»
Все встали и запели «Долгий путь, вперед веди нас». В открытых ртах чернота, лица — мертвенно-бледные в отсветах огней рампы, у некоторых подергиваются гримасами от плача, по щекам бегут блестящие струйки, точно следы улиток. Адам и Миранда громко запели вместе со всеми, раз или два смущенно улыбнувшись друг другу.
Выйдя из театра, они закурили и, как всегда, медленно пошли по улице.
— Еще один мерзкий старый хрыч. Радуется, когда молодежь убивают, — тихо проговорила Миранда. — Точно коты, которые норовят сожрать своих котят. Вас-то, Адам, надеюсь, еще не успели одурачить?
К этому времени между ними уже шли такие вот разговоры. Они чувствовали, что видят все насквозь. Миранда продолжала:
— Ненавижу этих пузатых, плешивых болтунов! Толстые, старые — и трусы. Небось сами не идут на войну, знают, что им ничто не грозит, и вместо себя вас гонят…
Адам с неподдельным удивлением посмотрел на нее.
— Кто? Этот? — спросил он. — Да какая от него польза, от старого дурака, если даже его призовут? Нет за ним никакой вины, — пояснил он. — Такие только и могут, что заниматься болтовней. — Снисходительность, терпимость и презрение к злосчастному старику исходили от него изо всех пор, когда, гордый своей молодостью, спокойно-уверенный в своей силе, прямой, стройный, он шагал рядом с ней. — Чего вы от