Алексей посмотрел на нее с неподдельным любопытством. Никитина усмехнулась, заметив, наконец, искренний интерес собеседника, и продолжила.
— Видите ли, муж всегда убеждал меня в том, что большинство преступлений, да почти сто процентов, раскрываются не через какие-то там сверхгениальные способности сыщиков, а по воле случая или, пардон, через злые языки. Всегда, мол, найдется кто-нибудь, кто захочет заложить соседа, завалить конкурента и так далее. Вы, Леша, как к этому относитесь, к такой идее?
— Думаю, что ваш муж во многом прав, — отозвался Нертов, припомнив свой опыт военной прокуратуры.
— Вот-вот, — обрадовалась Никитина взаимопониманию, — это только в кино детектив бродит, сопоставляет улики, всюду свой нос сует, а в жизни к нему просто кто-то приходит да рассказывает, как было дело! А потом уж он, прошу прощения, под этот донос свои улики подгоняет…
Алексей не стал спорить, опасаясь пресечь откровенность этой женщины. Он лишь задумчиво кивнул.
— Так вот, приходит как-то Саша со службы довольный и говорит: Галя, ты не поверишь, но нашелся-таки герой-пионер, Павлик Морозов! Я спрашиваю: ты о чем? А он: о том, что, мол, восполнен самый главный пробел. Короче, доставили к нему в отделение некоего пацаненка за кражу из ларька, а мальчишка этот, уже пройдоха, и предложил Александру сделку. Да, так и сказал. Мол, если гражданин начальник его с миром отпускает (а пареньку больно уж в спецшколу не хочется, не первый это у него привод), то он в обмен поделится кое-чем интересным, касающимся убийства на Васильевском острове. «Ну, давай, — отвечает мой муж, — по рукам». Тогда мальчишка говорит, что знает, кто «гробанул» квартиру Македонского в вечер, когда его, судя по всему, и убили. Муж, конечно, не поверил, но тот божится: мол, это моя мамка была с одним своим дружком, она в тот день еще едва ногу не сломала — только подвернула, но домой кое-что притащила, какую-то вазу и снимок этого артиста. Дескать, дружок ее за эту фотографию сильно ругал, чуть не побил, кричал, что улика.
* * *
Поначалу она шла быстрым шагом, но незаметно для себя сбавила темп. Казалось, задуманное будет исполнить легко: надо спокойно подойти к отделению, подняться по ступенькам, улыбнуться дежурному — пусть он запомнит только одну алую кремовую улыбку, сказать, что ее ждут, войти в кабинет, где ее ждет недавний мучитель, а там…
Однако Марина чувствовала, насколько ей тяжело будет исполнить задуманное после того, как она переступит порог кабинета. И она, какую уже минуту, ловила себя на очень противной мысли: как было бы здорово, если бы ей сказали внизу — Шварца нет на рабочем месте. Или просто не пустили бы в здание. Только бы в этом случае не обыскали. Так в далеком детстве, перед неизбежным визитом к стоматологу, она думала-надеялась, пусть врач заболеет. В глубине души же маленькая Маринка ловила себя уже на совсем уж страшной мысли: хоть бы эта поликлиника загорелась.