– Пойди скажи Дэви и дяде Эйдану, – наконец сказала она Бекки, развязывая корзину с провизией, – что пора нам и поесть.
Ева смотрела, как Бекки подошла и передала ее слова. Она увидела, как Эйдан повернулся и положил руку на спину девочки, а Бекки своей пухлой ручкой обхватила его за шею и прижалась к его плечу. Дэви показал сестре рыбку, которую он вытащил на берег.
Ева, обняв свои колени, старалась запечатлеть в памяти эту сцену. Завтра… Но она не хотела думать о завтрашнем дне.
Она скоро поняла, что слишком рано пригласила всех к столу. Вдобавок к толстым ломтям свежего хлеба с маслом и сыром, щедрой рукой миссис Роу сложенным в корзину, рыболовы хотели еще запечь на костре пойманную ими рыбу.
– Зачем же мы с Дэви все утро ловили? – ответил Эйдан удивленной Еве. – Мы трудились в поте лица и стерли пальцы, как говорится в пословице, до костей, чтобы, как настоящие мужчины, смогли накормить наших женщин. Не так ли, Дэви?
На его лице не было улыбки, но намек на нее слышался в его голосе. Эйдан отправил Бекки за большими плоскими листьями, а они с Дэви собрали немного хвороста для костра. Он один смог бы сделать это вдвое быстрее, подумала Ева, почесывая живот Маффина, поскольку ее участие не требовалось. Но Эйдан предоставил детям делать все самим, только помог им развести костер с помощью трута и кресала. Он показал им, как надо чистить рыбу, и следил за тем, как они это делают, затем позволил им самим завернуть рыбу в листья. В костер он положил рыбу сам.
Когда у Евы от голода засосало под ложечкой, она крепче прижала колени к животу, но не пожаловалась, что их завтрак запоздал. Она никогда не видела, чтобы дети были так довольны и увлечены.
– Однажды папа тоже развел для нас костер, – сказал Дэви.
– Правда, Дэви? – Бекки широко раскрыла глаза.
– Мы пекли каштаны, – рассказывал Дэви, – а мама ругала его за то, что мы обожгли пальцы.
– Мама разрешала мне расчесывать ей волосы, – сказала Бекки.
Это были короткие воспоминания, но у Евы к глазам подступили слезы и потеплело на сердце. Она всегда поощряла такие воспоминания, но дети никогда не говорили о родителях в ее присутствии.
– Думаю, – сказал Эйдан, – рыба готова. Я выну ее из огня и разверну листья, а тетя Ева скажет, когда мы сможем есть. Я не хочу, чтобы она обвинила меня, если вы обожжете пальцы или языки.
Они наелись до отвала рыбой, слегка подгоревшей, но необыкновенно вкусной, хлебом с маслом и сыром, тартинками с вареньем и пирогом с ягодами. Все это они запили лимойадом. Потом Эйдан удовлетворенно растянулся на одеяле, рукой с закатанным до локтя рукавом прикрывая от солнца глаза.