Ему вспомнилось путешествие по родной стране: бескрайние равнины, голые степи, почти безжизненные пустыни, ленты нескончаемых рек. Тогда он ехал в большом грузовике. Он стоял в кузове и вдыхал крепкий вольный ветер. На зубах поскрипывал песок.
Почему-то вспомнился день прилета в Ф. Повсюду на аэродроме стояли молодые полицейские, вооруженные с ног до головы, готовые в любой момент вступить в схватку с врагом. Рыжеволосые, голубоглазые, они держали в руках «воки-токи» и карабины. За несколько секунд они готовы появиться в любом месте, где произойдет какое-нибудь непредвиденное событие. После таможенного и пограничного досмотра гость попадает в иной мир — сверкающий и многоцветный. Впрочем, на самом аэродроме тоже сияют никогда не затухающие огни многочисленных вывесок, светятся яркие витрины магазинов. Особенно бросаются в глаза торговые рекламы, с которых на тебя смотрят соблазнительные красотки. От многоцветья красок, сияния огней, от диковинных пятен и полос рябит в глазах.
Первые несколько дней путешествия были очень напряженными: непрерывные взлеты и посадки; поездки на машинах; получение ключей в отелях, а потом их возвращение служителям; обмен визитными карточками, взаимные представления и знакомства; пустенькие, чисто формальные разговоры или церемонные беседы. Слова, слова, казалось бы касающиеся реальных вещей, а на самом деле бессодержательные и поверхностные. Часто лишенные всякого смысла, они мгновенно исчезают из памяти. Когда Ни Цзао приехал за границу, в этот новый для него мир, он сразу же ощутил какую-то щемящую тоску… Китай, великий Китай, когда же ты наконец встанешь в ряды передовых держав мира?! Вопрос, который он постоянно задавал самому себе, был горек. Ни Цзао слишком часто думал об этом и уже научился незаметно для других глотать подступавшие к горлу слезы.
Он подумал о времени, которое здесь потерял — увы, он потерял его слишком много! Дома каждый час работы приносит обильные плоды. А ведь он должен был тщательно, от корки до корки, прочитать свою монографию о вэньчжоуском диалекте. Два старых специалиста из его института, два крупных авторитета в своей области, развернули вокруг его работы дискуссию с привкусом фракционерской грызни. Ни Цзао не пытался от нее уйти, но сознавал, что к стычке он не вполне готов. Спор с японским ученым, профессором Саката из Киотского университета, поставил его в еще более трудное положение. И вот теперь эта семидневная командировка на Запад да еще шестнадцать часов полета с посадкой где-то на Среднем Востоке, и только после всего этого он наконец доберется до Пекина.