Кристина Хофленер (Цвейг) - страница 109

– Я это сразу поняла, – с улыбкой говорит Кристина, чтобы успокоить его. – Да, было не очень ловко, когда Франц выражал такой бурный восторг, он чуть не взял вас на ручки. Тут любой застесняется.

– Спасибо… рад, что вы меня поняли. А вот ваша сестра этого не заметила, вернее, заметила, что ее муж, как только меня увидел, тут же переменился, стал другим… Таким, которого она совершенно не знает. Ведь она понятия не имеет, что мы с ним пережили в то время… С утра до вечера, с вечера до утра мы были неразлучны, словно два арестанта в камере; я узнал о нем столько, сколько его жене никогда не узнать, и если бы я захотел, он пошел бы ради меня на все, как и я ради него. Она это почувствовала, хотя я повел себя так, будто зол на Франца или завидую ему… Наверное, во мне много злости, что правда, то правда… Но зависти нет, ни к кому, такой зависти, когда себе желаешь добра, а другим пусть будет плохо… Я желаю добра каждому, только ведь всякий человек, когда видит, что его ближний живет в достатке, припеваючи, обычно задается вопросом: а почему и не я?.. Вопрос вполне естественный, винить тут некого… Вы меня понимаете… я не спрашиваю: почему не я вместо него?.. Нет, только: а почему и не я?

Кристина невольно остановилась. Этот человек в который уже раз сказал именно так, как думала она сама. Совершенно ясно выразил то, что она лишь смутно чувствовала: ничего чужого мне не надо, но и у меня есть право на свою долю счастья, почему я всегда должна прозябать в голоде и холоде, когда другие сыты и в тепле?

Ее спутник тоже остановился, решив, что наскучил ей и она хочет спровадить его. Он неуверенно взялся за шляпу. Кристина одним взглядом охватывает и это медленное, нерешительное движение руки, и его плохие, стоптанные ботинки, неглаженые, обтрепанные низы брюк, она понимает, что только лишь из-за бедности и поношенной одежды этот энергичный человек чувствует себя перед ней столь неуверенно. В эту секунду она вновь увидела себя у швейцарского отеля и вспомнила, как тогда дрожала ее рука с чемоданчиком; его неуверенность ей так понятна, словно она сама перевоплотилась в него. И захотелось тотчас же прийти на помощь ему, то есть себе в нем.

– Мне пора на поезд, – сказала она и не без гордости отметила его испуг. – Но если вам угодно проводить меня…

– О, пожалуйста, с огромным удовольствием!

Кристина уловила в его голосе счастливо-испуганную нотку, и ей опять почему-то стало приятно.

Теперь он идет с ней под руку и продолжает извиняться:

– Все-таки я вел себя глупо, ах, как досадно!.. Не замечал вашу сестру, игнорировал ее, так же нельзя, ведь она его жена, а я совершенно посторонний человек. Сначала надо было расспросить ее о детях: в каком они классе, какие у них отметки, и вообще поговорить о том, что касается обоих супругов… Не удержался вот… Как только увидел его, обо всем забыл, я так обрадовался, ведь он единственный человек, который знал меня, понимал… собственно, мы не то чтобы похожи… Он совсем другой, гораздо лучше меня, порядочнее… правда, мы росли и воспитывались в разных условиях, и ему невдомек, чего я хочу и к чему стремлюсь… Но вот жизнь свела нас, два года мы были отрезаны от мира, как на острове… Наверное, не все из моих объяснений было ему доступно и ясно, но он чутьем постиг это лучше, чем кто-либо. Нам даже порой не требовалось разговаривать, мы понимали друг друга без слов… И в тот миг, когда я сегодня вошел в их квартиру, я знал о нем все – быть может, больше, чем он сам о себе, и Франц это понял… вот почему он так смутился, будто я поймал его на чем-то нехорошем, и стеснялся все время… уж чего, не знаю, то ли своего брюшка или того, что превратился в образцового бюргера… Но в тот миг он опять был прежним, и уже не существовало ни жены, ни вас, мы бы с радостью остались вдвоем и говорили бы, говорили всю ночь напролет… Конечно, ваша сестра это почувствовала… Ну и что? Я теперь знаю, что он жив-здоров, он знает, что я вернулся, нам обоим стало легче, теплее. Мы оба уверены, что если одному из нас придется туго, то ему есть куда пойти излить душу. А другие… нет, вам этого не понять, да и объяснить я толком, пожалуй, не сумею, но с тех пор, как я здесь… у меня такое ощущение, будто я возвратился с Луны. Люди, с которыми я жил прежде бок о бок, стали мне какими-то чужими… Сижу с родственниками или с бабушкой и не знаю, о чем с ними говорить, не понимаю, чему они радуются, все, что они делают, кажется мне крайне чуждым, бессмысленным, ну… все равно как смотришь на танцующих в кафе с улицы, через окна: движения видишь, а музыки не слышно. И удивляешься: чего они там дергаются с такими восторженными лицами? В общем, что-то я перестал понимать в людях, а они перестали понимать меня и потому, наверное, считают завистливым и злым… Будто я говорю на другом языке и требую чего-то непонятного от них… Впрочем, извините меня, фройляйн, это все чепуха, я просто заболтался, и не надо вам в это вникать, незачем.