Вот и сейчас, в горячке, крутясь волчком, она врывается в ресторан, бесцеремонно стаскивает на ходу перчатки (ну кому здесь может что-то не понравиться?), весело кричит двум молодым американцам «хэллоу» (кое-чему она выучилась), направляется через весь зал к тете и, нежно обняв ее сзади за плечи, целует в щеку. Лишь после этого восклицает с легким испугом:
– О, вы уже давно начали? Извините!.. Я же говорила им, Перси и Эдвину, что на их убогом «форде» за сорок минут до отеля не доехать, как ни пыхти! А они еще со мной спорили… Да, кельнер, подайте мне оба блюда сразу, чтоб я догнала… Значит, инженер сам был за рулем, он замечательно водит, но я-то заметила, что старая колымага больше восьмидесяти не выжимает, вот «роллс-ройс» лорда Элкинса совсем другое дело, а какие у него рессоры… Впрочем, по правде говоря, я тоже виновата, потому что сама пробовала вести, чуточку; Эдвин, конечно, был рядом… это совсем легко… знаешь, дядя, когда научусь, я тебя первого повезу; не бойся, что с тобой, дядя? Ты ведь не сердишься, что я чуть-чуть опоздала, нет?.. Клянусь, это не по моей вине, я же им сразу сказала, что за сорок минут не доехать… нет, полагаться можно только на себя… Пирожки – просто объеденье… Господи, как пить хочется!.. Ах, кто бы знал, до чего у вас хорошо! Завтра днем опять собираются, кажется до Ландека, но я сказала, что не поеду, надо же с вами погулять, в самом деле, никакого покоя нету…
Ее болтовня похожа на фейерверк. Лишь через некоторое время, вконец истощившись, Кристина замечает, что ее вдохновенный рассказ встречен упорным, холодным молчанием. Дядя неподвижным взглядом уставился на корзину с фруктами, будто апельсины интересуют его больше, чем ее болтовня, а тетя нервно поигрывает ножом и вилкой. Ни один не произносит ни слова.
– Ты на меня не сердишься, дядя? – спрашивает Кристина.
– Нет, – ворчит он, – только давай поторапливайся.
Это вырвалось у него с таким раздражением, что Кристина мгновенно притихла, как побитая собачонка. Она опустила глаза, разрезанное яблоко испуганно положила на тарелку, губы у нее задрожали. Тетя, сжалившись над ней, задает отвлекающий вопрос:
– А что слышно от Мэри? Дома все благополучно? Давно уже хотела тебя спросить.
Кристина бледнеет еще больше, ее охватывает дрожь. Господи, ведь она совсем забыла об этом! Уже целую неделю торчит здесь и даже не задумалась, что до сих пор не получила ни одного письма, то есть иногда мысль об этом мелькала, и она все собиралась написать, но опять закружилась, завертелась. У нее сжалось сердце.