Хорошо хоть не нужно держать гитару в зубах, да и архитектор был не дурак, сам небось лазил на балконы — вот и сделал очень удобного атланта с фиговым листочком где надо.
— Ах, Антонио! — еще больше придыхания, еще меньше слов; служанки убегают, оставив зажженную свечу, легкий ужин на двоих и щелочку в двери, чтоб удобнее подслушивать.
Донья бросается в объятия дону, его шляпа — черт знает какая по счету, прекрасная шляпа от лучшего севильского шляпника! — улетает в Гвадалквивир, и Тоньо с чувством выполненного долга укладывает донью в постель.
Через час с небольшим, когда над Гвадалквивиром разносился многоголосый бой часов и крики ночной стражи, — полночь, в Севилье все спокойно, — обнаженный Тоньо лежал на подушках, пахнущих розами и лавандой, перебирал распущенные косы доньи Анхелес и жевал засахаренную грушу. Ему было хорошо, но неимоверно скучно. Прекрасная донна Мария де лос Анхелес Молина, его неземная любовь трехлетней давности, на которой он чуть было не женился, вышла замуж за состоятельного идальго весьма зрелого возраста — пока Тоньо был в море. И теперь, как и всякая юная и горячая супруга уже далеко не юного и недостаточно горячего дона, ужасно страдала то от одиночества, то от ревности старика. И пока дон Ортега улаживал очередные дела где-то далеко от Севильи, развлекалась, как предписывали правила хорошего тона: флирт, серенады, дуэли, подарки и танцы, любовные записки и обмен взглядами в опере.
Три года назад Тоньо обожал оперу, дуэли и серенады, и, конечно же, любовь к прекрасным дамам составляла смысл его жизни. Ведь он был молод, горяч, благороден и романтичен, прямо как герой той же самой оперы. Это была настоящая жизнь! Он же Альба, а Альба — королевские кузены, великие и непобедимые Альба всегда играют в политику, войну и любовь. Можно просто в любовь.
А сейчас Тоньо еле сдерживал зевоту и думал об амиго, который пьет в трактире и, быть может, уже с кем-то подрался всерьез. Быть может, подраться с полудюжиной пьяных идальго было веселее… а, к дьяволу. Та же скука.
Донье же Анхелес скучно не было. Прекрасный ангел вспоминала о дуэли в ее честь, томно вздыхала и клялась в верности. То есть она, боже упаси, вовсе не строила глазки никому кроме Антонио, и совершенно не ожидала, что кто-то может подумать, будто она, добродетельная донья…
«…предпочтет изменить мужу не с графом де ла Вега, а с каким-то захудалым бароном», — продолжил про себя Тони и сам почти устыдился таких неподобающих романтическому свиданию мыслей. Но мысли никуда не девались.