У психоаналитиков книга встретила хороший прием. Они решили, что она опровергает других этнографов, продолжавших скептически относиться к психоанализу, который, по их мнению, ограничен слишком частной формой семьи. Психоаналитики не учитывают, что Малиновский, фрейдизм которого имеет достаточно абстрактный характер, относительно тробрианского дяди говорит всегда лишь о явных и сознательных напряжениях. С психоаналитической точки зрения у нас нет права утверждать, что основа этих напряжений — бессознательная драма, главным персонажем которой является дядя. Такая непоследовательность, разумеется, не прошла бы незамеченной, окажись выводы книги для психоанализа неблагоприятны.
В перспективе нашей работы некоторые наблюдения Малиновского представляются принципиально важными: они прямо затрагивают те отношения, которые нас интересуют и к которым, по нашему мнению, всегда сводится все реальное содержание эдипова комплекса. Малиновский, сам не придавая этому должного значения, показывает, что первобытные общества, или по крайней мере тробрианцы, ставят на пути миметического соперничества и «двойного зажима» преграды, отсутствующие в нашем обществе. Существенна здесь не снисходительность отца или строгость дяди, не авторитет, переместившийся от одного мужчины к другому. Более интересное различие сформулировано всего в нескольких строках: отец и сын не принадлежат одной линии родства; отец, и вообще отцовская культура не служат образцом. Нет исходящего от отца предписания: Подражай мне.
Дети растут в общине, в которой они, с юридической точки зрения, остаются чужаками; у них нет прав на землю; они не гордятся подвигами деревни; их истинное жилище, фокус их местного патриотизма, их наследство, честь их предков находятся в другом месте. Эта двойственность приводит к странным комбинациям и некоторой путанице.
Сыновья живут с человеком, своим отцом, не воплощающим их «идеал» в смысле фрейдовского «идеального я» или «Сверх-Я». Идеал этот существует, образец предоставлен им культурой — ближайший взрослый родственник по материнской линии; но с этим образцом дети не живут. Во-первых, дядя с материнской стороны появляется в жизни детей достаточно поздно; даже и тогда его присутствие не постоянно: чаще всего он живет в другой деревне. Наконец, и это самое главное, на его отношения с собственной сестрой, матерью этих детей, наложено строгое табу. Как с фрейдистской точки зрения, так и с точки зрения «двойного зажима» перемещение на дядю иллюзорно. Эдип авункулата — не более чем шутка.