— Как же они действуют?
— Я же сказала: не знаю. Но у меня есть предположение. Я сегодня исследовала железнодорожные хозяйство и меня удивило то, что оно на комбинате чересчур разветвленное. Может, я что-то не понимаю, но мне показалось, что для его работы не требуется столько путей. И во мне зародилась идея: проследить движение какого-нибудь состава с готовой продукцией.
— Это опасно.
— Опасно, — согласилась Ланина. — А что здесь из того, что мы делаем, не опасно?
— Почти все, — подтвердил я. — Разве что сидим у камина, это вполне безопасно.
Ланина задумчиво перевела взгляд на танцующее пламя.
— Так вы согласны поучаствовать в операции? — вдруг спросила она.
— Вы приказываете, я подчиняюсь.
— Да, вы правы. А знаете, мне стало нравится отдавать приказы. Раньше я не любила этого делать, даже стеснялась. А теперь когда вижу, как люди выполняют все, что я им говорю, мне доставляет это удовольствие. Это плохо?
— Это может стать плохой чертой, если превратится в самоцель, в способ получения удовольствия от власти над подчиненными.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — странным тоном произнесла она, и я даже не разобрал: рассердилась она на мои слова или приняла их к сведению. — Мне нравится здесь сидеть у камина, но уже поздно. Налейте мне вашего коньяка и я пойду спать.
Я выполнил ее то ли приказ, то ли просьбу.
— За наш успех, — провозгласила она тост.
Честно говоря, я не совсем понял, что Ланина конкретно имела в виду, но коньяк выпил. Ланина встала и, как мне показалось, не очень охотно пошла к двери. Я последовал за ней. У лестницы наши пути разошлись: ее — пролегал на второй этаж в супружескую спальню, мой — в соседнюю комнату.
Первый день нашего пребывания в этом городе завершился. Мы были живы и здоровы. И это обстоятельство вполне можно было считать тем самым успехом, за который мы только что выпили.
Но утром наши планы оказались нарушенными. Мы только-только сели завтракать причем вопреки своему обещанию к нам присоединился Эрнест, как вдруг послышался шум моторов. Не сговариваясь, вся наша троица бросилась к окну.
У дому только что остановились три автомобиля. Мое сердце при виде этой картины снова тревожно забилось, а пальцы потянулись к пистолету. Из машины вылез высокий грузный мужчина.
— Гарцев, — первой узнала его Ланина.
В ее голосе прозвучала тревога. Мы невольно переглянулись.
— Что будем делать? — спросил я.
— Ставить еще одну тарелку, он никогда не отказывается поесть, — весьма разумно предложила Ланина.
В доме раздалась настойчивая трель звонка.
— Я открою, — сказал я.