Герцог не разбирал дороги, он нырял в подворотни, взбегал по кривым ступеням, снова сворачивал, стараясь оторваться от убийц. И вот, он оказался один на пустой улице. Меч его был обнажён, и Жоффруа готов был встретить врага теперь, лицом к лицу, в честной схватке. Позади него послышалось бряцание колоколецев, мерные удары колотушки, шарканье, харканье, хриплый шелест голосов и тяжёлый смрад. На улицу из-за поворота вываливались нестройной толпой нищие. Герцог бросил на них взгляд скривился, сплюнул, и вновь обернулся к лестнице, откуда появился сам, откуда он и ждал убийц.
Дребезжащий звон колокольцев приближался, боль в плече разгоралось всё сильней с каждым новым ударом сердца, кровь липким ручейком просачивалась через разорванное платье и кольчугу. Герцога мутило, но он стоял на ногах твёрдо, и рука крепко сжимала меч, он был готов к битве.
— Милости! — прохрипел голос. — Милости, господин, милости!
Это нищие подошли совсем близко, и тянули к нему руки, едва не касаясь. Их лица были безобразны, грязны и раздуты, глаза покрыты бельмами, от тел шёл тяжёлый смрад, и герцог отмахнулся от них:
— Идите прочь! — и меч со свистом описал в воздухе дугу.
Будто вода, которую оттолкнул упавший камень, нищие вёртко отпрянули в сторону, испугавшись меча, но, так же как и вода, толпа сомкнулась вокруг герцога в следующий же миг:
— Милости! — кричали одни беззубыми ртами, пока другие тянули к нему руки, касались его, искали на поясе ножны или кошелёк. Жоффруа едва не захлебнулся от отвращения, ему казалось, что его собственная кровь сочится из раны и смешивается с грязью, пылью и гнилью, на костлявых руках, и что этот богопротивный союз скрепляется печатью знойного солнца.
— Прочь! Прочь, отродье! — крикнул герцог, и взмахнул мечом. Тут же какой-то несчастный зашёлся в истошном крике: меч отсёк ему кисть, — и крик этот, мгновение помедлив, подхватили остальные, навалились, сдавили Жоффруа, а колокольца всё дребезжали, звякали и звенели, без умолку.
Убийцы, что гнались за герцогом, теперь опасливо жались к самому краю лестницы, которая неровными ступенями сбегала вниз, уводя с той улицы. Они видели, как герцога окружила толпа прокажённых, как обступили они его, как навалились, сдавили, отобрали и меч, и рубаху, и кольчугу, как оставили валяться на мостовой большое, крепкое, белое, покрытое кровью, грязью и ссадинами тело. Впрочем, едва прокажённая толпа расступилась, рассыпалась по улице, они переглянулись и скрылись, воздав хвалу Всевышнему, что убийство свершилось не от их руки, а по воле Небес.