И всё это время рядом с герцогом безмолвной тенью ехал юноша в кольчужной рубахе и открытом шлеме, ниспадающий с его плеч плащ был густо-багрового цвета с богатой меховой оторочкой. Герцог то и дело посматривал на спутника, и тогда в уголках его серых, холодных глаз собирались тонкие морщинки невольной улыбки. Иной бы подумал, что рядом с его светлостью, графом Эльнским, новым герцогом Асиньонским, скачет его сын и наследник, одетый в родовые цвета, но всякий воин из людей его светлости знал, что во главе войска бок о бок ехали супруги, герцог Жоффруа и беловолосая герцогиня Изольда, силой своего праведного духа и красотой, какой завидовал, верно, сам чёрт, укреплявшая дух воинства и вселявшая в сердца людей храбрость.
— Сударыня, не угодно ли вам присоединиться к благочестивому песнопению, — спросил герцог супругу своим закалённым и разбитым в боях голосом, как только позади них зазвучали первые слова латинской молитвы. Сперва несмело выводимые певчим, они всё крепли и набирали силу, пока не слились в единый рокот сотен голосов.
— Нисколько не помедлю, если только вы первым подадите пример, благочестивый супруг мой, — отвечала герцогиня, озорно улыбаясь, и вскоре два голоса влились в гремящую и несуразную многоголосицу.
Зазвучавшая молитва всколыхнула асиньонцев, заставила их несмело, украдкой, поднять головы, прислушаться, по толпе прокатился шорохом песков ропот сарацинской речи. И ропот этот окончательно успокоил герцога: он с хрустом оправил отросшую за время похода бороду, и вдавил пятки в бока коня, заставляя того ускорить шаг.
В самом сердце Асиньоны, примыкая одной из стен к охристо-песчаной скале, стоял храм, чьи стены ещё помнили святые молитвы и христианские службы. В самом ли деле был этот храм христианским много веков назад, когда растущие в садах Асиньоны необхватные оливы были ещё тонкими деревцами, подвластными любому ветру, или епископ Жан де Саборне просто нашёл удобный повод, герцог думать не хотел. Ему нужен был этот храм, а, значит, уже к утреннему рассвету заполыхает на солнце золотом крест, водружённый на самую его макушку. Здесь будет его герцогство, здесь будет новая епархия, и здесь, на Святой земле будет печься он о людях своих, раз уж всевышняя воля не позволила ему выполнить сей долг в родных краях.
Настороженно и зловеще шествовали христианские войска по пыльным улицам древней Асиньоны, напористо и неотвратимо гнал грозовые тучи упрямый ветер, великолепными витражами сияли облака, переливаясь от ослепительного жёлтого к набухшему дождём лиловому, то там, то здесь пропуская сквозь свою подвижную пелену луч солнца, завораживая и чаруя.