— Что это за дева? Откуда она во дворце? Почему служанки вывели ее из залы, где живет свинья? — подумал, мечась в лихорадке, Томазо; но потом до него дошла правда, ведь, известно, мамаша свинаря дураков не рожала и папаша глупцов не зачинал отродясь. — О горе! Я понял! Это Изобель, принцесса, дочь короля, которая, как говорят, уехала гостить к своей тетке!
Правда огрела его по голове не хуже половника. Упал свинарь на пол и лежал, точно дохлый мул. Думал, все, сейчас помрет. И как не помереть, скажите на милость, когда томится принцесса в злом плену черного колдовства? Днем — свинья, ночью — трепетная дева. Кто мог сотворить с ней такое?
Не знал свинарь ответа, но поклялся себе выяснить и помочь бедняжке. Однако, как приступить к задуманному, Томазо не знал. Король разгневается, узнав, что данная ему клятва нарушена да чего доброго, велит голову снести с плеч. Выведывать тайну у царедворцев или слуг тоже неразумно. Тогда, наверное, выведать правду лучше у самой принцессы.
Проследил свинарь, как девушку уводят в южное крыло дворца, запомнил место и на следующий же вечер, напоив стражника вином опять — на этот раз за здоровье батюшки, отправился к покоям Изобель. По счастью, охраны не было, под дверями спала лишь толстая служанка, через которую свинарь тихо переступил. Осторожно постучал он и стал ждать.
— Кто там? Батюшка, ты ли это? — спросила Изобель с другой стороны, готовая к новому плачу и новым воркованиям.
Поняв, что ждет дева короля, свинарь решил выдать себя за него и так попасть внутрь.
— Да, — сказал он, и дверь открыли. Живо заскочив в комнату, Томазо предстал перед Изобель в сумерках и перепугал до полусмерти.
— Кто ты? — прижалась к стене принцесса. — Разбойник? Злой призрак?
— Нет, я твой свинарь… разве ты не помнишь?
— Не помню, ведь когда я становлюсь животным, то лишаюсь человеческой памяти, дерьмо ты собачье, чтобы твои мозги из жопы вылезли.
Удивился таким словам Томазо куда больше, чем тому, что принцесса ничего не помнит из своих дневных бдений в поросячьем загоне.
— Крыса! Говешка! — выдохнула Изобель и прижала ко рту обе ладони.
— Что за диво? Слова такие слыхивал я от трактирных шлюх и солдат, но странно, когда говорит их столь прекрасным ротиком принцесса.
— Прости. Это само. Мой язык-бесенок — враг мой. Скотина. Опарыш могильный! — Залилась принцесса слезами, упала на колени и принялась просить у Томазо прощения.
Поднял он ее сказал, что вовсе и не обижается. И прибавил:
— Я хочу помочь тебе. Пусть и прогневается твой батюшка король, мой намерения чисты. Пусть от меня пахнет дерьмом, но на сердце моем ни пятнышка.