— Ей по ремеслу положено льстить, — сказал Дальновид. — А ты, когда намажешься и при свечах, можешь нравиться. Сейчас ты привлекательна.
— Так мне теперь только при свечах и жить? — огрызнулась Федька.
— Искусство требует жертв, — и Дальновид перешел на немецкую речь.
Гросманша на просьбу показать тех, кто в двух дальних комнатках развлекается с девицами, ответила сердито — не для того к ней приходят господа, чтобы их разглядывали.
Дальновид подмигнул Федьке с Потапом и пошел в атаку. Он уселся рядом со сводней на канапе, стал хватать ее за ручки, заглядывать в глазки и нести какую-то сладостную немецкую ахинею. Гросманша смеялась и отбивалась, но не слишком сурово. Потап потянул Федьку в сторонку.
— Я тут бывал, я знаю, — шепнул он. — Идем смотреть…
Они тихонько вышли в коридор, такой узкий, что Потаповы плечищи там не помещались.
За первой дверью, им распахнутой, баловался с двумя девицами невероятный толстяк — отродясь Федька не видывала такого гигантского голого брюха. За второй на двух кроватях резвились две парочки, и девицы взвизгнули, увидев суровую Потапову физиономию где-то на высоте потолка и фонарь в высоко взнесенной руке.
— Гляди, сударыня, — сказал Потап.
Федька встала на пороге — и тут же зажмурилась.
— Никого не признаешь?
Где-то далеко в воображаемом мире явился сундук, вроде тех, с которыми путешествуют из Парижа в Санкт-Петербург, набив их модными платьями. Крышка откинулась, из сундукова нутра хлынул свет, ударили в разные стороны лучи от бриллиантовых граней, и стало ясно: это — приданое.
Федька открыла глаза и посмотрела на возмущенных мужчин.
— Нет, никого…
— Пошли.
Их проводила возмущенная ругань опомнившихся любовников.
В коридорчике Потап почесал в затылке.
— Может, еще в светлице кто прячется? Идем в разведку. Где тут у нее лестница?
Но туда выбираться не пришлось — сверху брел кто-то, неуверенно ставя ноги. Сперва Федька увидела босые ступни, потом — голые икры и колени, подол рубахи… Наконец явилось и лицо.
— Пресвятая Богородица! Сенька! — воскликнула Федька.
— Званцев? — уточнил Потап.
— Званцев! Сенька, ты что тут делаешь?!
— Не шуми, — одернул Федьку Потап. — Видишь — ни черта не соображает. Основательно назюзюкался. Ну, слава те Господи, сыскали. Теперь его надобно одеть и увезти.
— Сенька, Сенька! — Федька изо всех сил встряхнула собрата по береговой страже, но Потап был прав — красавчик выпил больше, чем позволяла натура, хотя и меньше, чем требовала душа.
— Я выведу его на морозец, потычу харей в сугроб, а ты снеси сверху его штаны и что там найдется. Завернем в мой тулуп, с ветерком доставим к господину Световиду.