Спускаясь на лед, Бянкина забыла прислушиваться к скрипу. Уже на середине канавы остановилась и навострила ухо. Было тихо. Тут ее осенило — подлец затаился и ждет, пока она окажется на другом берегу. Он понимает, что на белом льду он слишком заметен. Стало быть, и впрямь кто-то свой — боится, что признают. А потом, когда Федька поднимется на берег, он единым махом перебежит канаву и вновь пойдет следом.
Она пошла медленно-медленно, соображая, как же быть. Подняться и пуститься бегом? Так преследователь бегает не хуже — у береговой стражи ноги быстрые. И скрип снега прекрасно ему покажет, куда мчаться, как ни ныряй в переулки. Да и переулков-то немного — именно в этой части города понастроено богатых усадеб с большими дворами и садами, каждый забор чуть ли не на полверсты тянется. Как быть, как быть?
Преследователь выжидал. Федька уже была не рада собственной хитрости — следовало взять на Карусельной извозчика и умчаться, а она пятака пожалела и сама себя обдурила. Но ангел-хранитель подсказал занятную мысль. Преследователь не хочет, чтобы его узнали, — вот и славно. Он выберется на лед, только убедившись, что Федька его там не увидит, — вот и прелестно. Значит, нужно идти по льду не поперек канавы, а вдоль нее, прямиком к Харламову мосту. Таким образом удастся увеличить расстояние между собой и подлецом настолько, чтобы он отказался от мысли догнать беглянку. А за поворотом канавы — быстренько вернуться на тот берег, с которого началось путешествие. Пусть подлец носится по противоположному, а Федька выбежит в Никольский переулок, там — на Садовую и возьмет наконец извозчика. Правда, в такое время их мало, ну да Господь милосерден — пошлет кого-нибудь случайного.
Она сошла с тропинки и двинулась вперед по нетоптаному снегу. Было это не очень удобно, приходилось, подхвативши юбки, высоко задирать ноги и топать всей ступней по льду — для танцовщицы это было невыносимо. Она прошла с полсотни шагов, и тут сзади закричали:
— Стой, Бянкина, стой!
— Кто там глотку дерет? — громко спросила, обернувшись, Федька.
— Это я, Бес!
Васька мало того что знал о своем прозвище, так еще им и гордился.
— Иди к чертям, Бес!
— Да постой же, дура! Я тебе дело скажу!
Васька съехал по откосу в том же месте, где и Федька, и с такой же ловкостью.
— Чего ты за мной гонишься? Полюбилась я тебе, что ли? — сердито спросила Федька. — Другого дела у тебя нет? За Малашкой вон гонись! Она быстро бегать не станет!
— Ну как есть дура, — отвечал Бес, подбежав. — Начхать мне на тебя и на твою Малашку! И к кому ты по ночам бегаешь — начхать!