— А, то, ту. Проходи и сиадай, ближие. — Это она, со мной, на польском, вдруг заговорила.
Боже! Да, она же пьяная! Вот это да! И когда же она успела? Она лежит, на боку и спиной ко мне, голая. Бедра резко выступают по контуру тела. Одна нога подогнута, вторая выпрямлена. За ее телом я вижу бутылку виски, которая перекатывается перед ней и она почти вся выпита. Ну, что же это такое? Сначала один, потом другой? Сумасшедший корабль какой-то, а не яхта. Вся команда пьяная. Надо ее разбудить. Трясу ее. Ноль, реакции.
— Ингрид! Ингрид! — Почти кричу ей в самое ухо. Она слабо шевелит рукой и все.
Надо ее, думаю, в каюту отвести. Ведь если она в туалет захочет, то может вывалиться за борт. Надо обязательно ее перетащить. Начиная ее тормошить. Она только стонет и слабо шевелит рукой. Присела рядом. И все никак не могу приспособиться и приподнять ее тело. Оно обмякло настолько, что кроме непомерной тяжести в руках я с ним ничего не могу сделать. Я уже десять минут пытаюсь ее приподнять и поставить на ноги. Она спит. Вожусь, а сама понимаю, что вряд ли я с ней по борту пройду. Точно, улетим с ней вместе в воду. Оставила эти попытки. Ну, тогда я с ней буду рядом, пока она не отойдет и не выспится. Чтобы ничего не вышло, посижу рядом. Она все так же лежит передо мной голая, на боку. Но ноги ее разошлись, и я с волнением замечаю, что я уже могу видеть ее гребешок губок, что показывается у нее между сдвинутых ножек. Сама не знаю, как, но мне так хочется их трогать. Нет, думаю. Я, что? Так же нельзя. Ведь, она же должна мне позволить, сказать. И пока я начинаю моститься и усаживаться с ней рядом, прижимаю ее тело к себе, чувствую, как она валится на спину и ноги ее разъезжаются в разные стороны. Сижу и смотрю. Только туда, только на то, что я вижу. Я так близко, что стоит мне наклониться, и я смогу коснуться ее лона лицом. Сама эта мысль меня просто обжигает.
Как? Ты, что? Разве же, так можно? Волнуюсь и глаз не могу оторвать от ее губок, и холмика лобка, слегка прикрытых, аккуратно остриженными, светлыми волосиками. А что, если потрогать? От этой мысли, даже дыхание замирает. Ничего себе! Вот и потеряю невинность! Наконец-то приходит мне в голову, забытое слово. Да, да! Потеряю невинность! Вот, сейчас приложу руку и потеряю. Сама эта мысль, о потери моей невинности, девичьей гордости, так разбирает меня своей запретностью, что у меня начинает слегка все кружиться перед глазами. Ну? Говорю себе. Так на что же, ты согласна? На что же решишься? Борюсь буквально несколько секунд с искушением греха. Во мне протестует одна сущность моего я, а вторая, стучится, толкает мысли на греховное, сладкое и такое запретное, но желанное. Борюсь в искушении.