Только
Фейдо говорит о судьбе человеческой!
(Прибавляет.) И Паскаль. Я слишком понимаю, настолько я нелеп в настоящую минуту, поверь мне. Но я также осознаю и своё величие. Этот бесцветный фальшивый персонаж, вышагивающий в цилиндре и в трусах по сцене, приложив одну руку к сердцу, а другую к заднице горничной, се человек!
(Вдохновенно заявляет.) «Ежели хвастает, принижу его, если унизится — вознесу, и вечно буду ему противоречить…»
Элоди(прерывая его). Перестанешь ты говорить глупости?
Адольф(сбитый на лету, грустно идёт сесть на кровать, и трогательно заключает). Я кончил, не беспокойся. Я был слишком претенциозен. Отрекаюсь. (Добавляет ласково.) Если в этом только жизнь заключается, надо было заранее предупреждать, я б так не волновался. Я выступаю в плохом жанре, да ещё и издержек не оплачиваю. Теряю с каждым спектаклем. Так что предпочитаю молчать. Как-нибудь на днях я прострелю себе голову.
Элоди приближается; она делает непонятный жест, не то добрый, не то злой; спокойно говорит…
Элоди. Какой ты глупый, это тебе не поможет? Если ты и умрёшь, я всё равно буду твоей вдовой. Облачусь в траур и в день поминовения мёртвых пойду рыдать на могилу. И ни одна из тех, кого, тебе казалось, ты любил больше меня, права на это иметь не будет. Потому что я одна была твоею женой.
Адольф(глядя на неё, неожиданно другим тоном, почти человеческим). Я думаю, что в глубине души ты злая, бедная моя Шарлотта.
Элоди(после некоторого молчания, вскрикивая). Да, злая! Но это ты сделал меня такой. Я была хорошая умная понимающая, чувствительная, все друзья из нашего теннисного прошлого тебе это скажут. А теперь я кричу, раздаю пощёчины, я обвиняю, роюсь в твоих карманах, заставляю за тобой следить, я всё время жалуюсь друзьям по телефону… Я лаю утром, когда просыпаюсь, лаю вечером, когда ты подходишь своими толстыми ногами к кровати, в ночной рубашке, такой нелепый. Я показываю зубы, кусаюсь, я веду себя, как собака, которой страшно… Только в этом твоя вина. Нужно было помешать мне такой становиться. (Бросает ему с ненавистью.) Как муж сделает, такой жена его и будет!
Адольф(уставший, после паузы). Никогда мы не сможем спокойно поговорить, чтобы хоть раз понять друг друга?
Элоди(глухо). Никогда. Знаю я твои слова. Ты меня словами своими сперва взял. Когда ты добренький, это означает, что ты лжёшь. Или чего-нибудь приготовил. Я тебя слушаю-слушаю, как дура, а потом вдруг пойму, что ты меня же надул.
Адольф. Нет у меня намерения, как ты говоришь, тебя надувать. Когда я тебя надуваю — и сам надуваюсь. Я смирно работаю, как могу, всю неделю… мне хотелось бы быть счастливым. Старея, когда громкие слова уже сказаны, а красивые жесты сделаны, понимаешь, что в принципе, ничего другого ты и не хотел. Мне бы хотелось быть счастливым.