И вот однажды Захар вернулся один. Пьяный, грязный, в ссадинах, с пустыми руками.
— Нет её больше! Забрали, сволочи! А она…
Уронив голову на стол, закрылся грязными руками, стал неистово рыдать.
Пилюха, наконец, удовлетворённо, кивнул. Его распирала ревность и обида. В последнее время «на дело» ходил Захар только с Валентиной, а его, Пилюху, преданного, проверенного товарища, взрослого мужика, словно и не было, не существовало вовсе!
Захар ещё неделю беспробудно пил. Затем пришёл в себя, рассказал, как всё произошло. В тот, последний раз, десятое чувство ему нашёптывало, — что-то идёт не так. Слишком тихо и гладко. Долго ходили, наконец, выбрали, что искали. Валентина попросилась переночевать. Впустили без единого вопроса. Ночью, ближе к рассвету, началось. Не успела девочка подойти к двери, как на неё набросились сзади. Следили. Захар, ранив двух милиционеров, едва скрылся.
— Обложили! — сетовал он Пилюхе.
— Говорил тебе! Чуйке доверяй! А то «клад», «сокровище»! Вон оно как вышло!
— Если бы не она! Успела Валюха предупредить, крикнула! — Опомнился. — Пасть закрой, не то…, — пригрозил ножом. Затем, ударив кулаком по столу:
— Эх! Жаль! Валить отсюда надо!
— Куда подадимся-то?
Саломея долго рылась в бумагах, перелистывала папки. Она знала только дату — 1947–1953. Точно ни фамилий, ни имён. Наконец, на глаза попалось:
«В период с 1949 по 1953 годы количество управлений исправительно-трудовых лагерей на местах выросло более чем в два раз. В последние годы жизни Сталина затеваются амбициозные по своим грандиозным масштабам и требуемым капиталовложениям, но бессмысленные проекты строительств…».
Словно кадры исторических хроник замелькали перед глазами. Читала дальше:
— «…При этом не был забыт и детский труд, который также широко использовался. Воспитанники детских трудовых колоний в возрасте от двенадцати до шестнадцати лет обязаны были трудиться по четыре часа в день, для подростков в возрасте от шестнадцати до восемнадцати предусматривался труд в течение восьми часов в день, и два часа отводилось для учёбы…».
Перевернула несколько пожелтевших страниц.
— «… Вслед за смертью Сталина была объявлена амнистия…от 27 марта 1953 года…».
— Детская колония и амнистия. — Произнесла вслух, задумалась. В помещении было душно. Как сообщили сотрудники архива, кондиционер сломался вчера вечером, буквально, после её ухода. Прикрыла глаза, хотелось пить. Психометрический барьер благополучно преодолён. Временная граница растаяла. Другое измерение. Длинные тёмные ресницы хлопнули. Красивое, точёное лицо девочки. Взгляд. Совсем не детский. Тоскливые серые будни не для неё. Даже еда и одежда для неё — не главное. Она, словно акула, чуяла запах крови, он притягивал, манил её…