— Почему же не сегодня вечером?
— Потому что негры должны хорошо видеть, что я с вами, и кроме того, ночью могут пустить в вас несколько залпов, и мы не сможем отвечать на них с уверенностью. Положитесь на меня… ни один из этих жалких негров не захочет быть под прицелом моего карабине говоря уже о суеверном страхе, который я внушаю им… Если бы они подошли к нам в числе пятисот или шестисот и пешком, как я предполагал, ну, тогда было бы другое дело: и всюду количество есть сила, а у негров тем более…, Они поощряли бы друг друга, и, мертвых или живых, непременно возвратили бы нас в Матта-Замбу, если бы мы не решились на отчаянную попытку уйти подальше в лес.
После этого предостережения ничто не тревожило спокойствия беглецов.
Рано утром маленькая пирога бодро продолжала свое плавание, следуя по правому берегу реки, потому что надо было сохранять готовность на всякий случай и, при крайности, иметь возможность быстро сойти на берег.
Через час после их отплытия флотилия Гобби обозначилась; Барте и Гиллуа находились под влиянием сильного волнения все время до приближения неприятеля.
Не видя никаких следов, Гобби приказал остановиться в маленькой бухте и готов был отказаться уже от погони. По правде сказать, он совсем не собирался далеко преследовать, потому что бросился в погоню в первую минуту гнева и, по предположению Лаеннека, пьяный до одурения; за ним последовало не более тридцати человек. Поуспокоившись несколько, Гобби и сам рассудил, что с тридцатью солдатами не одолеть ему Момту-Самбу и не преодолеть суеверного страха, который он внушает его людям.
С быстрым соображением дикаря он принял на себя вид, приличный обстоятельствам и скорее с печалью, чем с яростью, заговорил со своим генералиссимусом, когда его пирога была в недалеком уже от него расстоянии. Прежде всего он окинул глазами свою свиту и понял, что нельзя ожидать от нее большой помощи в борьбе с неуязвимым человеком. И, действительно, со всех судов пронесся единодушный крик суеверного уважения при виде Лаеннека: «Момту-Самбу! Момту Самбу!» — . — Зачем ты покинул друга своего, не предупредив о том? — заговорил Гобби жалобным голосом, — не осыпалли я тебя почестями и богатствами?.. Достойно ли тебе бежать, как преступнику?..
Видя, какой оборот принимают обстоятельства, Лаеннек отвечал в том же тоне.
— Вероятно, тафия сильно омрачила твою голову, о, великодушный властелин Матта-Замбы, если ты решился покинуть тело твоего знаменитого племянника и сделаться посмешищем народа без всяких причин. Кто тебе сказал, что я бежал? Неужели свободный человек не имеет права идти, куда хочет и не двадцать ли раз прежде я уходил в далекие страны, а ты и не думал гнаться за мной, словно злобный Мевуя вселился в тебя?