— И где? — Оживился Хелл.
— Да под камнем и спрятал, когда нас арестовывали.
— Час от часу нелегче. — Всеволод тяжело вздохнул, и устало опустился на узкую длинную скамью, идущую по всей стене летающего автозака. — Сначала он покорежил секретный ящик тутошних Тутанхамонов, затем нас арестовали, а под конец этот деятель еще и карту электронную на плато оставил. Я бывает, думаю, что больше ты меня не удивишь своими нелогичными поступками, ан нет, обязательно новенькое подкинешь.
— А по мне так лучше, что Сема навигатор под камушком схоронил, — вдруг ни с того ни с сего, заступился за аналитика Хелл. — Кто знает, что этим лбам могло прийти в голову, если бы они этот гаджет увидели? Наблюдал как рыжий калаш в руках вертел? Морда у него была такая, будто он эту игрушку видит в первый раз в своей жизни. Гранаты, они, похоже, и вовсе приняли за сувениры. То-то будет потеха, когда они решат избавиться от колец.
— Потеха потехой, но лучше бы нас рядом не было. — Майор устроился на жесткой неудобной скамье и, уставившись в пол, попытался отрешиться от всего происходящего. Надо было что-то делать, но после нескольких суток вынужденного безделия, в голову ничего не шло, за исключением подписания чистосердечного признания. Все летело к чертям и Всеволод, кажется, начал понимать, чей страх, тайный, сокровенный, скрытый далеко в подсознании распространился на всю эту виртуальную вселенную. Быть в опале, в бесчестии, стать не охотником, но дичью, вот что было страшно для Курехина. Он смеялся, говорил, что такого не может быть и если уж сложится так, что на него падет подозрение, аргументы в его пользу, перевесят все возможные обвинения.
Десять дней до часа «икс». Вечер. Реальность. Санкт-Петербург.
Сидя на крыльце, Всеволод молча курил, глядя на звездное небо. В конторе все еще горел свет. Это устыдившийся лейтенант, вернувшись буквально через двадцать минут, вывалил на стол пакет с едой и фруктами и, хрустя яблоком, с виноватым видом уселся за бумаги.
— Что так? — Криво усмехнулся майор. — Жалко стало босса? Я же вроде и руководитель не из лучших. Помню, как тебя на майские в деревню не отпустил. Неужели забыл все?
— То майские, а то человеческая жизнь, — краснея будто маков цвет Петрыкин развернул очередную папку и, не поднимая взгляда на Курехина, принялся переворачивать страницы.
Вот и сейчас, майор курил и просто смотрел на звезды, одно за другим выпуская в ночной прохладный питерский воздух струйки табачного дыма, пока улицу не разорвал истошный крик Андрея.
— Товарищ майор! Хелл на связь вышел.