Он резко обернулся — лишенный опоры Соболев едва не опрокинулся в ручей.
— Что, черт возьми, происходит? — спросил Самарский. Он, как и Грош, снял ботинки и, связав их шнурками, перекинул через плечо, предпочитая прохладу ручья летнему зною.
Макс разжал пальцы. Все, включая Соболева, проследили, как камень опустился на дно. Кровь растворилась в светлой чистоте ручья.
— Урод, — простонал Сенька. — Ну все, Грошев, капец тебе!
— Да пошел ты, — огрызнулся Макс, поднимаясь.
Ленка испуганно переводила взгляд с одного на другого, но визжать вроде бы передумала. Соболев стал подниматься вслед за Максом. Лицо из белого стало зеленоватым, и он грузно осел обратно в воду, цепляясь за лодыжку и шипя сквозь зубы.
— Урод, — с надрывом повторил он, закатывая штанину, на светлой коже алел глубокий разрез.
— Так, — Артем снял с плеча армейский рюкзак и достал аптечку, — Ленка, хватит там топтаться, надо перевязать, — он подхватил Сеньку под руку и помог выбраться на берег.
Афанасьева, к которой возвращалось спокойствие, старательно обошла Гроша и занялась раненым, ловко орудуя бинтом и зеленкой.
Макс не шевельнулся, продолжая стоять по щиколотку в воде.
— За что тебя так? — спросил Артем.
— У него спроси, — поморщился Сенька, Ленка как раз обрабатывала рану на голове, — я к нему не лез, склонился башку сполоснуть, тут он меня и приложил.
— Тебя ударил Максим? — не поверил Самарский.
— Эй! — возмутился парень. — Я очнулся, а надо мной этот с камнем в руках. Чего еще надо?
— Видел?
— Нет, — процедил Сенька, бросая на Грошева злой взгляд.
— Ленка?
Девушка замотала головой, завязывая бинт на ноге.
— Значит, и говорить не о чем, — подвел итог Самарский.
— Как это? — Соболев ухватился за протянутую руку и все-таки встал. — Мне башку разбили и ногу разрезали, а мы просто все забудем?
— Ногу ты, скорей всего, сам о камень распахал, когда падал, — вставила Афанасьева.
— Макс, ты его ударил? — спросил Артем.
Грошев не ответил, продолжая оглядывать берег.
— Так он тебе и сказал.
— Макс?
— Чего ты от меня хочешь, отличник? — Грош подошел ближе. — Любой ответ — это всего лишь слово. Думаешь, если бы я его отоварил, то сознался бы?
Сенька фыркнул, он услышал именно то, что хотел.
— Это ты? — с нажимом переспросил Самарский.
— Нет, — парень выбрался на берег.
— Для меня этого достаточно.
— А для меня нет! — парень повысил голос, веселые разговоры, доносившиеся из-за дерева, стихли.
— Нам топать еще семь часов, — Артем повернулся к Соболеву. — Мне не нужны склоки в группе. Твоя принципиальность может подождать до конца маршрута? В лагере подашь рапорт, согласен?