По окончании маневров, при которых все наши запасные роты, без орудий и лошадей, представляли, как на театре, статистов, т. е. лица без действий, государь подъехал к моей роте и, похвалив наружный вид и выправку людей, всю 1-ю шеренгу предназначил к переводу в гвардию, а флангового рядового – в конногвардейский полк. Полковник Поль, десятка полтора лет будучи бригадным командиром, комплектовал свою роту с пристрастием против других рот, а потому меня нисколько не удивило, как других, что государь выбрал 52 человека в гвардию. Князь Яшвиль еще столько же просил государя дозволить ему выбрать у меня в конно-артиллерию, но государь отказал, сказав, «что Жиркевич и так ограблен». Зато полковник Поль в другом отношении был весьма разборчив. В батарейной роте полагается содержать 50 бомбардиров, т. е. рядовых, имеющих на рукавном обшлаге золотой галун, то из экономии у Поля было только 22 бомбардира, а 28 показывались в недостатке за неимением в виду достойных. Эйлер чрезвычайно изумился, когда через неделю по моем вступлении в командование ротой я ему представил к повышенно в бомбардиры 28 человек, и даже вначале не хотел согласиться на это. Но я настоял, объясняя ему, что к означенному повышению я представил не по выбору, а по старшинству службы, исключая только тех, о коих получил невыгодные отзывы ротных офицеров, и что этой справедливостью я заменю необходимость (?) телесного наказания, снимая звание бомбардира с тех, которые не заслужат впоследствии этого отличия; таковая мера оказалась, как я и ожидал, действительной. Солдат, получивший прибавку к своему ничтожному жалованию, дорожил званием бомбардира и притом, видя мое справедливое внимание к его поступками, навсегда уже стал бояться моего гнева. Мне ни разу за все мое командование из назначенных вновь бомбардиров не пришлось наказать телесно, а между тем я видел, что при одном взгляде моем и серьезном вопросе редкий из них не смущался и не робел при мне…
В Орле я простоял более трех лет.
При начале моего командования ротой в Орле туда приехал Вельяминов,[313] а за ним вскоре Ермолов, остановившиеся оба у меня. Ермолов ехал главнокомандующим в Грузию.[314] Будучи предупрежден против меня, когда был нашим начальником, он не благоволил ко мне, но тут стал убеждать меня с ним ехать в Грузию, от чего я отказался, опасаясь подвергнуть жену свою столь долгому путешествию ик тому же в это время больную. Ермолов прожил у меня более недели, ездил в деревню на свидание со своим отцом, и уже с Вельяминовым вместе, в одном экипаже отправились в дальнейший путь.