1 сентября (1838) я подал в отставку.
Я был уверен, что государь обратит внимание свое на меня, и не ошибся в этом. Граф Бенкендорф известил Дьякова, что государю угодно удержать меня на службе, и передавал это ему, прося его содействия. Дьяков, слышав еще прежде от меня, что если я подам опять в отставку, решительно уже не возьму просьбы своей назад, написал к Бенкендорфу, что он четыре раза меня уже останавливал, но мой беспокойный характер не ручается, чтобы я долго еще мог продолжать службу; что я решительно не могу быть ни у кого в подчиненности и никакого начальства над собой сносить не могу, а потому он, Дьяков, почитает даже вредным для службы новое для меня убеждение. Одним словом, вместо благодарности Дьяков убил одним ударом и службу мою, и приобретенное мною личное ко мне благоволение государя.
Судьба привела меня после этого жить в Витебской губернии, и, как частное лицо, я имел случай еще сделать многие заметки, которые не дошли бы до меня никогда в звании начальника губернии.
Не прошло полугода, униаты общей массой присоединены в православие; мысль моя же, а награды достались Дьякову и окружающим его.
Отзыв государя Николая о Смарагде. – Камергер Скрипицын и вопрос об унии. – Епископ Исидор. – Епископ Василий Лужицкий. – Неурожаи 1844 и 1845 гг. – Голод. – Меры к снабжению продовольствием. – Сенявин. – Заботы о казенных крестьянах. – Исправление дорог. – Заключение.
Дьяков, соглашаясь совершенно с моими замечаниями, при разговоре сказал мне, что государь Николай Павлович при определении его в генерал-губернаторы именно указал ему, что важнейшие беспорядки Витебской губернии относятся прямо к обращению униатов; что Хованский и Шрейдер не умели взяться за это дело, а Смарагд действует как невежда; что он первых двух немедленно сменил, но архиерея до времени оставляет на месте, чтобы не остановить присоединения, которое необходимо, решительно должно совершиться, ибо этого требуют политика и спокойствие государства, но что ему угодно, дабы имя его не вмешивалось отнюдь в обстоятельства.
– Ежели мы увидим, – прибавлял государь, – что иначе со Смарагдом нельзя управиться, я и его переведу от тебя, а тебе дам знакомого тебе Павла из Варшавы.
Я здесь привожу в точности слова Дьякова… Между тем приезжал в Витебск чиновник от обер-прокурора Синода, камергер Скрипицын,[563] который, явясь ко мне, спрашивал словесно моего мнения, не признаю ли я удобной меру, которую намерено принять правительство в отношении к остающимся униатам: церкви их и духовенство предполагают подчинить в полное ведение канцелярии обер-прокурора. Я отвечал положительно, что не только эта мера, но и общее присоединение униатов не встретит и не встретило бы никогда препятствия, если бы вместо теперешних мер начали действовать прямо на духовенство. Я уверен, что упорных священников едва ли сыщется в общем числе десятка два, которых можно политически, не оскорбляя, перевести в другие губернии, но там, не давая им мест, заменить оные пожизненным пенсионом; тогда все присоединение последует без малейшего замешательства…