— Не слишком-то доброе утро, да, сынок? — Тар уже запрягал лошадей и ему помогал Ульн.
— Не слишком, — согласно кивнул Тенро, проведя пальцами правой руки по груди, где под одеждой затянувшимся рубцом белел старый шрам — одна из множества отметок, оставленных прошлым на его теле.
— Да уж, — неопределенно произнес старик. Он понял, что лучше опустить эту тему и решил отвлечь сына:
— Предлагаю сегодня отправиться в путь пораньше. Поедим в дороге и будем ехать даже ночью. Места здесь уже знакомые, так что доберемся до Зеленых полян еще до утра. Как идея?
— Хорошая, — Тенро снова согласился с отцом. Ему тоже не терпелось попасть домой, и охотник не скрывал этого.
* * *
Отдохнувшие за ночь лошади легко тянули за собой раскачивающуюся на неровной дороге телегу. Колеса мерно вращались, тихонько поскрипывая и под этот звук, не выспавшийся за ночь Тенро уснул.
Под полуденным солнцем кошмары не приходили к нему, отгоняемые толи окружающим спокойствием, то ли веселым пением птиц и незатейливой беседой Ульна и Тара. В этот раз мужчины говорили не о вере и Альтосе, а о вещах более приземленных, таких как жизнь в затерянных среди лесов Зеленых полянах.
— Вас послушать, так это замечательное место, — с мечтательным лицом произнес пилигрим. — Я всегда желал встретить свою старость в какой-нибудь тихой и уютной деревушке, где все друг друга знают, обучая детишек грамоте, а взрослых наставляя на путь просвещения.
— Тогда наши поляны — это то, что вы искали, жрец, — с неподдельной гордостью сказал Тар. Старик, как староста деревни, действительно испытывал гордость за свой дом и тех людей, что живут вместе с ним. — Мы все больше чем соседи, мы — друзья, семья можно сказать, все два с лишним десятка домов!
— Это просто замечательно! Мне прямо не терпится увидеть всю эту благодать своими глазами.
— Скоро увидите! — Тар подстегнул лошадок, и те ускорили свой бег, с каждым шагом приближаясь к Зеленым полянам.
Тенро проснулся, еще когда его старик в первый раз останавливал повозку, давая лошадям отдых. Но охотник не спешил открывать глаз. Он слушал беседу отца со жрецом и не хотел мешать.
Охотник давно не видел своего старика таким оживленным. Все, кто знал Тара, говорили, что он сильно сдал после смерти жены. Возвращение сына его, безусловно, обрадовало, но тягостные мысли крайне редко пропадают навсегда. Они таятся в самых сокровенных уголках сознания, пробираясь в душу и, то и дело, выглядывают оттуда, неприподъемной ношей взваливаясь на плечи.
Тенро часто замечал, как взгляд отца становится затуманенным, отсутствующим, а когда он говорил родственнику об этом, то Тар, грустно улыбаясь, отвечал: — «Ты бы сам посмотрел на себя, когда вспоминаешь минувшее, сынок. Пусть все и прошло, но пережитое навсегда остается с нами. В самом сердце».