– Однако, бое, ты сильный люча! У нас так каварят: кто пот шатун пыл и вышил – шить путет толго! Ты путешь толго жить. Зверь сапсем не поялся и попетил.
Егор слабо улыбался. Он понимал, что она старается ободрить, чувствовал и поражался, откуда в ней столько мужества, силы и духа?!
За лохматыми стенами чума насторожилась тишина. В гордом величии молчат промёрзшие стволы деревьев. На заснеженных лапах кедров уснул леденящий ветерок. В ожидании сжались в комочки пернатые существа. Где-то под толстым слоем зимнего покрывала притаились мелкие зверушки. Замёрзший мир дикой тайги насупился в неведении происходящего.
В большом, просторном чуме тепло и уютно. Жаркое пламя костра щедро распространяет по сторонам благодатное тепло. Малиновые блики прыгают по закопчённым стенам таёжного жилища. Горячие ладони огня яростно терзают чёрные стенки круглого казана. В глубине посуды, подчиняясь воле всемогущего властелина, живым родником бурлит вода. Прозрачный пар, смешиваясь с вихрем едкого дыма, быстро поднимается к челу куполообразного чума, растворяется в решётчатых связках дымохода.
Егор сидит на своём спальнике. Его строгий взгляд устремлён в самое сердце костра, где матовым плывуном плавятся обуглившиеся поленья. Могучие руки старателя нервно теребят сухие кедровые сучья, ломают на мелкие кусочки и тут же бросают их в огонь. В гордой фигуре охотника – напряжение. На заросшем, почерневшем лице печатается тревога и печаль. Через какое-то время периодически, как будто очнувшись из забытья, он оглядывается по сторонам, машинально бросает в котёл куски холодного снега, бережно поправляет взбитый спальник Ченки и с тяжёлым вздохом вновь предаётся тягостным думам. Все мысли напряжены. Острый слух выискивает знакомые звуки шагов. Взгляд ждёт, когда приоткроется полог входа. Разум торопит, подгоняет время. Горячее сердце томится в неизвестности. Который раз Егор думает о том, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Жизнь научила его относиться к этому с должным терпением, но он все же изнывает от желания узнать конечный результат.
Где-то далеко, в глубине леса иногда раздается негромкий крик, напоминая жалобный писк ронжи. А может быть, это бьётся пойманный в петлю заяц или вороная желна призывает своих сородичей к пиру? Но это далеко не так. Егор понимает значение этих криков, вздрагивает при каждом отголоске, сжимается в комок и нервно вздыхает.
Но вот наконец-то натекает равномерный, быстрый шорох: на лыжах к чуму спешит человек. Вот он подкатывается к жилищу, останавливается, развязывает юксы и делает несколько шагов к входу. Кротким жестом распахивается шкура, и с морозным воздухом внутрь помещения входит Загбой. Даже не посмотрев на русского, он присаживается на свою лежанку и, не говоря ни слова, начинает набивать табаком трубку. Егор понимает ответственность момента, знает, что степенные эвенки перед каждым разговором должны выдержать необходимую паузу, терпеливо ждёт, когда охотник подкурит от уголька и вдохнёт в себя сизый дым. Он смотрит ему в лицо внимательным взглядом, призывая к разговору.