И только лишь по прошествии ещё какого-то времени до насторожившихся обитателей тайги уже отчётливо долетел напористый лай собак. За перебранкой четвероногих друзей человека послышался резкий хруст наста, ломаемого чьими-то тяжёлыми, быстрыми шагами, треск сучьев под напором грузного тела и шумное, учащённое дыхание. С каждой минутой звуки становились отчётливей, ближе. Теперь можно было догадаться, что собаки облаивают какого-то зверя.
Встревоженный рябчик ещё раз звонко, предупреждающе свистнул, нервно вздрогнул хвостом, пробежался по склонившейся ветке и, не дожидаясь приближающегося хаоса, порхнул в густую чащу.
Вот в глубине займища мелькнула чёрная тень. Стремительно передвигаясь между стволами деревьев, взбивая и разбрасывая по сторонам плотную, ледяную массу снега, бегущий изо всех сил старался оторваться от погони. В большом буром пятне можно было без особого труда узнать могучего обитателя тайги.
Выбежав из густой чащи, сохатый остановился. В глазах застыл панический ужас. Сознание могучего великана сковал страх. Из приоткрытого рта вырывалось частое, шумное дыхание. Нервная дрожь пронизывала уставшее тело. По изрезанным крепким настом ногам бежала кровь. Под правой лопаткой торчал короткий обломок стрелы.
Неожиданная перемена местности испугала зверя не меньше, чем бегущие за ним собаки. Перед ним лежало открытое пространство, скрытая подо льдом и снегом река. Посередине реки темнела узкая промоина.
Сохатый понял, что перебраться на противоположный берег ему не удастся. Слишком тонкий, подточенный весенними водами лёд не выдержит веса его тела. Провалившись, он уже не сможет выбраться назад. Быстрое течение воды затянет под ледяной панцирь. Он боялся собак, человека. Но промоина ещё страшнее. Это – явная, видимая смерть. От собак он мог отбиваться своими крепкими, сильными ногами. На человека мог броситься, сбить с ног и затоптать копытами. Но преодолеть ледяную реку он бы не смог.
А между тем его настигла настойчивая погоня. Три пёстрые, чёрно-белые лайки догнали его одновременно. С громким, яростным лаем они бросились к нему, окружили и принялись рвать обречённого зверя за густую, пустотелую шерсть. Критическое положение таёжного великана осложнялось тем, что крепкий, прочный наст держал собак на поверхности. А он, в отличие от своих врагов, утопал в глубоком снегу по грудь и находился в невыгодном для защиты положении. Собаки бросались на его беззащитные бока, рвали израненные ноги и даже вскакивали на спину. Защищая себя, сохатый круто разворачивался, бросался на своих врагов. Отпугивая от себя одного врага, он открывал другой бок, на который тут же бросалась вторая лайка. Стоило обратить внимание на очередного противника, как две других собаки бросались на него с другой стороны.