– Кто же его ведает… Может, он и сам не знает.
– Что же теперь будет?.. – подала голос Наташа, она слышала весь разговор от начала до конца, и теперь переживала за мужа.
– Что теперь? – дед Мурзин перекрестился в очередной раз. – Будем Бога молить! Так еще один мажор есть: ты же золотую статую за руку не брал, «здравствуй», не говорил?!
– Нет, такого не было! – заверил Егор.
– Что тогда печаль разводить?! – поднимая кружку, приободрил старовер. – На нет, и суда нет! Давайте, зеленым змием беду отобьем! – и опять к Егору: – Не думай обо всем: о семье думай, детях своих, вон у тебя малые, скоро еще народится, Наталья третьим ходит!..
Брякнули кружки, мужики выпили, опять заговорили о тайге, соболях, настоящих и будущих делах. Они нашли другую тему для спокойной, обстоятельной беседы, но Егор так и остался в напряжении: не выходит из головы тот странный, плохой сон.
Засели мужики в тот день надолго. Вот уж день к вечеру близиться стал. Яркое, гуляющее солнце прокатилось над деревней к синим горам. Собаки по растопленному насту из тайги вернулись. Бабка Казариха корову на водопой сгоняла, встала с полными водой ведрами у ворот, о чем-то судачит с соседкой Фешкой Мурзиной, на окна дома Егора заглядывает. Дед Мурзин возмущен до крайности, краем глаза в окно смотрит, когда бабы в коленях подогнутся:
– Глякося, как все происходит: целыми днями Казариха, да моя супруга благоверная на ноги да поясницу жалуются, травками протираются, да пятки в муравейнике зудят. А как посмотрю я, на реку за водой уйдут, незнамо через сколько времени возвращаются!
– А ты у Ваньки Петрова спроси, он скажет! – усмехнулся Гришка Соболев. – Я вот, не знаю, как по часам определиться, мне это не надо. А Ванька – скажет…
В глухом, таежном селении время никто не знает, потому что его нет. Главные козыри для жителей – петухи. Как утром в стайке пестрый закукарекал, значит, пора вставать. Вечер определяется по воронам: полетели черные над горами, ударили голосом в колокол, знать, ложиться надо. Единственные часы на весь таежный поселок есть у Ваньки Петрова. Как важный представитель пролетариата, носит он их на цепочке, в грудном кармане. Однако круглый механизм два года не тикает, сломалась пружина, не заводится. И все же Ванька, истинный коммунист, не упускает возможности похвастать перед односельчанами роскошью, – часы золотые, отобранные у какого-то барыги в районном центре, – пусть знают, что нынче он не какой-то бродяга, нищий с котомкой, а ответственное лицо, представитель Закона. На вопрос: «Который час?» – Ванька важно достает часы, но циферблат никому не показывает, наобум говорит какую-то цифру и гордо уходит восвояси: «Все равно ничего не понимаете!» Кажется Ваньке, что все его уважают, потому что он умный, грамоте в уездном городе обучался. Однако причина кроется в другом. Не уважают Ваньку, а боятся. На поясе, в кобуре у него револьвер висит, заряженный семью патронами. Любитель выпить, Ванька иногда имеет склонность показать свой нрав, разрядить барабан по чьим-то воротам. В селе любой житель знает, что коромысло, и то раз в жизни в лоб ударяет, а о револьвере, говорить нечего.