С радостным хохотом молодежь взобралась на полок.
«Идут… идут…» — пронеслось вдруг по площади. Толпа дрогнула, колыхнулась вперед и замерла опять. Извозчик, который привез Тобольцева, вскочил на ноги и, стоя на козлах, вытянув шею, весь подался вперед. Это был добродушный, русый и курносый мужик, с большой бородой и веселыми голубыми глазами. С экспансивностью сангвиника он обернулся к господам:
— Народу-то что!.. Валом валит… Гляньте-ка, барин… Да вы встаньте, барыня… Обопритесь на меня! Вот так… не бойтесь!.. Лошадь смирная… Она тоже понимает…
Тобольцев стал на ноги и обнял плечи матери. Капитон с Фимочкой тоже поднялись. Рядом извозчики торговались с публикой, желавшей занять пустые пролетки и «ломили» цену. Шел оживленный спор. Но любопытство преодолевало… Пустые пролетки брались с бою. «Идут… идут…» — пронеслось, как вихрь, опять… Донеслось пение.
Сердце Тобольцева застучало… Вдали колыхалось, приближаясь, целое море людей, живое черное море… На сером фоне неба ярко алели знамена… Медленно свертываясь и развертываясь, плыли они высоко над потоком людей, а черные и белые надписи их то пропадали, то всплывали вновь, как загадочные начертания таинственной руки.
— Глянь-ка, Митрий!.. Буквы… — Ишь ты!.. И то… Напечатано… — Тише вы!.. Не толкайтесь!.. — Читай-ка… — Сво…сво…бо…да… — Ишь ты!.. — Не видать ничего… — Тише, куда прете?.. — Сло…ва… слободы, значит… — Таак… — А-ах!.. Хорошо-то как! — от сердца сорвалось у молодого ломовика. — Чего ржешь? — оборвал его мрачный сосед. — Тебе чего?.. Слободы захотел!.. — А тебе чего?.. Обормот!.. — У-у-у!.. — Тише вы… ради Бога! — Читайте, Петя!.. — Общее… общее… Ах, досада!.. — Жен… жен…ское. — Арина… Эге, брат!.. И о тебе тут вспомнили… — Многие засмеялись… — Тише!.. Тише, господа!.. Как не стыдно? — Тихий гул шел по площади… — Умственные люди! — говорил пожилой купец в чуйке, в высоких сапогах. А молодой разносчик, пораженный зрелищем, твердил: — Вот я тебе скажу, брат! Вот это так ве-ще-ство!
Вдруг показался гроб. Невольно обнажились головы. Толпа точно вздохнула и замерла опять. Извозчик Тобольцева обеими руками снял шапку и все время держал ее, прижав к груди.
А толпа все шла…
Пение приближалось, знамена веяли… Впереди колыхалось красивое малиновое знамя, вышитое золотом.
— Маменька! — позвал Капитон. — Глядите-ка, кто впереди идет, перед гробом!..
Огромная фигура Потапова с торжественным и грустным лицом выделялась у самого древка малинового знамени среди небольшой группы лиц, шедших впереди. Сердце Тобольцева забилось, и он крепче сжал плечи Анны Порфирьевны…