Лиза долго помнила его голос, его искрившиеся глаза. Ах, как далека была она от возможности понять и прочувствовать все это языческое, враждебное ей миросозерцание!.. Но она мучительно искала выхода из охвативших ее сомнений.
— Лиза, вижу, ты скучаешь без дела, — сказала ей свекровь. — Подежурь за меня в столовой курсисток, на Серпуховской… Обещала я, да здоровья у меня мало…
Лиза ездила туда целый месяц, ездила и на заседания комиссий, стараясь заинтересоваться.
— Поедем, что ли, со мной, Фимочка, — просила она. — Очень тяжко там одной быть. И как это люди живут там?.. И все молодые…
Но Капитон рассердился:
— Ступай сама, коли тебе охота с ними вожжаться, а жену не тронь! Был бы жив папенька, показал бы он вам курсисток!.. Все это Андрей портит!.. — И, свирепо скосив глаза на жену, он добавил: — За косу оттаскаю, коли сунешься!.. — Фимочка покатилась со смеху.
— А ну тебя, отстань! — сказала она Лизе. — Нет у меня денег на твоих акушерок…
— Я разве денег прошу? — гордо оборвала ее Лиза.
После первого же заседания комиссии, когда выяснилось, что надо прокормить полтораста человек, а в кассе нет денег, она внесла тысячу рублей в столовую. Это знала одна свекровь.
— Не понимаю я этих барынь, — рассказывала ей Лиза, вернувшись с одного заседания. — Сидят некоторые в шелках, с бриллиантовыми кольцами, и ахают: «Что нам делать? Как нам быть? Как нам горю пособить?..» На тридцать человек обедов не хватает, а обед стоит гривенник. На человека трешница в месяц. Дико мне все это… Стыдно их слушать!.. Ну, собери между собой! А они скулят…
— Ну, что же ты?
— Ну что? Вынула сотенную, да и положила на стол. Они мне в рот глядят… А что я умею? Без денег разве стою я чего-нибудь?
Но через полгода Лиза бросила работу в «Обществе».
— Не могу шуршать шелками там, где нечего есть, — объяснила она Тобольцеву. — Не могу и в Ляпинку[102] ездить, проверять, кто нуждается, кто нет… Они на мою шляпу глядят, на кольца… И чувствую, что они меня ненавидят!
— И они правы, Лизанька. Ничего нет унизительнее этой филантропии. И дающий, и получающий одинаково унижены. Поддерживать учащихся — обязанность государства, а не частных лиц.
— А почему же ты сам все раздаешь другим?
— Из эгоизма[103]… Ха!.. Ха!.. Ей-Богу!.. Не могу видеть кругом себя несчастных!.. Мне это отравляет настроение. И никакой «жертвы» тут нет. От одного этого слова на меня веет холодом склепа… Оттого, должно быть, так легко брать у меня.
— Андрюша, я дам тысячу, две, сколько нужно… Но не хочу туда ходить!
— И не надо! Дорого, когда это идет изнутри, а не извне…