— Да-а… Бог дал попа, а черт скомороха, — бормочет Кирилл, встает и выходит из сарая.
Неожиданно раздается удар в стену и чей-то отчаянный крик. Андрей первым бросается к двери, распахивает ее, и все видят двух мужиков, дерущихся под проливным дождем. Один из них — с горлом, замотанным грязной холстиной, — с трудом встает на ноги, очевидно, после затрещины, другой же — рыжий детина — с остервенением выламывает из забора слегу и рычит:
— Я тебе покажу, сволочь смоленская, языком трепать!
— Да бабы и то над вами, москвичами, смеются! — выдергивая топор из колоды, огрызается смолянин.
— И моя, может, но кустам?!
— Твоя-то уж вперед всех!
— А-а-а! — в ярости кричит рыжий и замахивается тяжелой слегой.
Андрей стрелой бросается к дерущимся.
— Да что это вы, братцы?! Сбесились, что ли?
Скоморох повисает на слеге, не давая задыхающемуся от злобы мужику замахнуться снова.
— А ну пусти! Кому говорю! Я тебе говорю?!
Андрей, упираясь в грудь огромному смолянину, старается не пустить его к противнику, но ноги его разъезжаются в грязи, и смолянин, свирепо размахивая топором, медленно приближается к своему врагу. Мужики бросаются между ними. Тогда смолянин понимает, что отомстить за удар ему не дадут, и запускает в обидчика топором, который топорищем задевает Андрея по колену. Скоморох хватает рыжего за руки и тянет к сараю.
— Да брось ты! Смотри, дождь какой… Идем, идем! А бабы что! Все они, брат, одинаковые, бабы все наши…
Смолянин бросается было вслед за рыжим, но Андрей успевает схватить его за конец тряпки, обмотанной вокруг шеи. Раздается треск рвущейся материи, все оборачиваются и испуганно замолкают: на шее у смолянина, под холстиной, чернеет наглухо заклепанный железный обруч, от которого тянется кованая цепь.
— Ага-а-а! — со злой радостью кричит рыжий и, бросившись к оцепеневшему от растерянности смолянину, хватает его за конец цепи. — Беглый! Он же беглый! Гляди-ка, вот ты какой?!
Смолянин тщетно пытается вырваться.
— Да я ж тебя на бревно посажу! Братцы! — орет рыжий почти в восторге. — Это же беглый! Я с ним по-честному, как этот, а он беглый! Гляди-ка! Ага-а! Его же ловят небось! Вор поганый! — Он дергает за цепь, и голова холопа беспомощно болтается, как у пьяного. Вдруг беглый, собрав последние силы, страшным ударом отбрасывает в грязь рыжего и, раскрутив над головой цепь, хрипит:
— А ну! Кто смелый?! Подходи! Ну?!
— Вот еще, грех на душу… — бормочет хозяин, озираясь по сторонам.
— Хватайте его, ребята! Все разом! — не угомоняется рыжий, вылезая из лужи. — Чего же вы?
Но мужикам, видно, не хочется ввязываться в драку.