Тряпки, это хорошо. Мила напряглась и путы на ее ногах, вспыхнув, опали противно воняющим пеплом. А в следующий миг, девушка заскрипела зубами от боли в запястьях, принявших на себя весь вес ее тела. Хорошо еще, успела ухватиться ладонями за путы удерживающие руки, а то бы вмиг суставы выбила… Еще одна короткая вспышка пламени, и Мила оказалась на полу. А следом за ней, ту же операцию проделал и Алексей. Вот только, с координацией у него, явно было не всё в порядке, или просто поторопился сжечь тряпичные веревки, опутавшие его запястья, но на пол он упал, словно мешок с картошкой. Как еще пузо себе не отбил?
Лина, открывшая глаза в тот самый момент, когда Лешка рухнул на пол, посмотрела на сидящих внизу, растирающих руки-ноги родственников и, последовала их примеру.
— Я убью эту мелкую тварь, — выдохнула она, едва отдышавшись. — В масле зажарю.
— Тебе мало сегодняшней акробатики? — процедила сквозь зубы Мила.
— Браво, детишки… Упертые вы у меня. Но дурные. Прав Кирюха, — отлепившийся от старого буфета, перегородившего половину подвала, силуэт сделал шаг вперед, и тусклый свет лампочки упал на его исказившееся в холодной усмешке лицо…
— Отец? — выдохнули все трое.
* * *
Да, давненько в этом доме не раздавался свист розги. Дядька-таки вынул голову из… э-э-э, работы и устроил своим детишкам похохотать. Причем мне кажется, что проделал он эту экзекуцию даже без направляющего пинка от деда. Судя по расплескивающейся по округе ярости, источаемой наследником боярина Громова, тот факт, что его дети уже дважды, за каких-то три недели, осознанно подвергли жизнь своего двоюродного брата опасности, взбесил даже этого, обычно флегматичного человека.
Вообще, раньше, Федор Георгиевич, оставив домашние дела на попечение супруги, особо и не вникал в то, как развиваются «взаимоотношения» между мной и его детьми, пропуская мимо ушей изредка долетающие до него слухи об очередном столкновении между нами. И, наверное, так бы продолжалось и дальше, если бы вернувшись вчера вечером из столицы, он не обнаружил обгорелое окно в «молодежном» корпусе, а дед не рассказал ему, какое шоу сегодня дважды передавали артефакты наблюдения на мониторы охраны… Дядька сначала опешил, потом полыхнул факелом и, лишь затушив ковер в кабинете деда и немного успокоившись, полез разбираться.
Надо сказать, несмотря на свою отрешенность от домашних дел, наследник рода прекрасно представлял, как и где нужно искать информацию обо всем происходящем в поместье. Скоростному допросу была подвергнута вся домовая обслуга без исключения, затем настал черёд записей сети наблюдения… и, в качестве вишенки на торте, допрос медиков. Любые попытки последних оправдать своё прежнее молчание врачебной тайной, жестко пресекались. В результате, Иннокентий Львович вынужден был отдариться моей амбулаторной карточкой, а Гдовицкой, как самый крайний, еще два часа лично пояснял дядьке, когда и каким образом были получены мною те или иные травмы.