Старенький кастом огрызнулся напоследок и затих. Нестор снял шлем, повесил его на локоть, продев руку через забрало. Вытащил ключ зажигания, втиснул его вместе с брелоком — змей, пожирающий собственный хвост, — в левый нарукавный карман защитной куртки и застегнул молнию. Это было то самое место — восьмой километр (кто бы сомневался: они любили восьмерку — знак бесконечности) загородного шоссе, бетонный долгострой в несколько этажей, пробитый сорняками асфальт.
На стене, заплеванной страйкбольной краской, красовалась кошачья рожа с корявым нимбом. Между нимбом и кошачьими ушами было старательно выведено готическим шрифтом: «Котт mit uns». Рядом красовался еще один шедевр — крупномерный половой орган с поясняющей надписью на латыни: «Nobiscum Penis».
Было раннее сырое утро. Над остывающим мотоциклом поднимался пар. Отсыревшие окурки, использованные презервативы и покрытые конденсатом пустые бутылки во множестве были рассеянны по близлежащей территории — бравые боевые ребята с игрушечными пукалками, устраивавшие здесь бои по выходным, не отличались педантизмом и пуританскими нравами. Но сегодня была среда, о людях напоминали только неопрятные продукты их жизнедеятельности.
По трещине в стене, между котом и пенисом, заструилась ртуть — маленький ужик бесшумно скользнул за угол строения, которое стало руинами, так и не сумев стать придорожной гостиницей. Нестор послушно двинулся следом.
Бетонные плиты за углом были расколоты и через пару шагов превратились в глинозем, усеянный кусками бетона. Между этими осколками рыжели метастазы крупного, разветвленного муравейника.
Суетливых насекомых не было — муравейник выглядел мертвым, как, впрочем, и все здесь, на восьмом километре. Нестор заранее поёжился, вздохнул. Потом быстро скинул куртку, положил ее на влажный островок травы. Перчатки — в шлем, шлем — на куртку, не на землю — байкеры суеверны. Стянул тяжелые ботинки, серые носки, затем штаны с наколенниками. Не останавливаясь, дабы не утратить решимости, через голову избавился от футболки и, наконец, немного попрыгав на правой, а потом на левой, бросил последнюю деталь туалета, трусы, поверх куртки и штанов. Теперь он стоял совершенно обнаженный, покрывшись от утренней прохлады и сырости гусиной кожей.
— Наг всегда наг, — сказал Нестор никому в никуда.
Уж изогнулся скользким угрем, истончился и стальной иглой проник в подземные лабиринты муравейника. Нестор вновь вздохнул и нехотя повторил змеиный маневр — не любил он эти ритуальные движения, они казались ему архаичными (если пристало Нагу говорить о времени) и бесполезными (если дозволено Нагу судить о целесообразности). Но проводник звал, и зов этот неизбежно влек за собой, как всегда влекут за собой Нагов призывы проводников в любом из иллюзорных миров Бытия.