Руины долгостроя, окруженные мусорными полянами, растаяли забытым сновидением. Начиналась напряженная гонка с преследованием по лабиринтам муравейника. По лабиринтам, в которых нельзя заблудиться, но в которых шаг за шагом оставляешь все проявления Саттвы и Тамаса, чтобы очищенным, подготовленным, перевоплощенным очнуться в суетливых коридорах Центрального управления Раджаса.
Нестор собрал тело в упругие кольца, потом хлестко стеганул хвостом по глиняным стенам подземного коридора, разминаясь и ожидая трепещущего прилива силы, а затем стремительно заскользил в темноту, все ниже, глубже, дальше от Взвеси, которую он уже больше тридцати лет называл собственной жизнью.
В детстве и юности Нестор дружил со своим именем. Некогда отец объяснил ему, что по-гречески имя означает «вернувшийся на Родину». Вряд ли детские думы Нестора при этом наполнились возвышенным патриотизмом, но все же, некую тонкую особенность он в себе ощутил и проникся конструктивно-эгоистическим самодовольством.
Большая Страна распалась на много маленьких; система образования, после недолгого неуклюжего баланса на грани, стремительно ухнула вслед — в беспросветную бездну мещанства и пошлости. Это обстоятельство повлияло на уровень общей эрудиции Несторовых одноклассников, что спасло его в школьные годы от кличек и подтрунивания.
Всеми историческими красками заиграло имя уже в университете: Нестора угораздило еще в школе заинтересоваться историей, что и повлияло на выбор факультета. Вот здесь, на истфаке, стали прилипать всяческие Нестории, Летописцы и батьки Махно — в зависимости от изучаемого на лекциях материала.
По окончании университета отправиться вслед за Ефремовым увлекательными «дорогами ветров» не получилось по тем же обстоятельствам: археология и палеонтология утратили энтузиастский флер и обрели мерзейшее прикладное значение — обслуживать злые амбиции маленьких националистических ошметков некогда большого и доброго народа.
Поэтому Нестор снова оказался в школе. Наверное, только историк может ощутить в полной мере изысканную благодать школьной атмосферы: именно здесь, в учебных аудиториях, будущее проходит огранку и обретает форму в горнилах образовательных коммуникаций для того, чтобы неизбежно стать прошлым. Исторический процесс в миниатюре.
В школе Нестор утратил не только университетские прозвища — он потерял отчество «Иванович», которым обладал по праву рождения, зато обрел отчество «Петрович», которым — со ссылкой на «Большую перемену» — нарекали его теперь все: от кокетливых молоденьких выпускниц педвузов до покровительственных бальзаковских и постбальзаковских коллег-матрон. «Петровичем» его окликала даже директор; ученики, не видевшие этот фильм, со временем, под давлением масс, тоже стали менять через раз «Ивановича» на «Петровича». Нестор смирился.