работы. Еще я разговаривала с моей подругой — членом правления больницы, и она
упомянула о том, что ее дочь тоже библиотекарь, но работает на одну из очень
влиятельных юридических компаний, помогая разбираться с невероятно сложными
делами. Я могу позвонить ей или дать ей твой номер, если хочешь.
Мама, конечно же, никогда не упустит возможности напомнить мне о том, что я
могу стать лучше. Что я могу стать более выдающейся. Что у меня есть шанс получше
распорядиться своей жизнью. Я и не думала, что она упустит эту возможность из страха
55
показаться бесчувственной и бестактной, но не ожидала, насколько спокойно, не
задумываясь, она это сделает. Мама говорит, и я прямо слышу в ее голосе, как сильно
отклонилась от намеченного для меня курса. Вот что случается, когда ты — единственный
ребенок в семье, когда родители хотят большего, а не получают ничего, когда они рожают
для того, чтобы создать мини-версию себя самих. Вот что случается, когда они осознают,
что ты не будешь таким, как они, и не знают, что с этим делать.
Меня всегда напрягало это, пока я не уехала подальше от родителей, подальше от
их неодобрительных взглядов и снисходительного тона. И сейчас, после стольких лет,
меня снова это кольнуло. Наверное потому, что до этой минуты они мне были не нужны.
И сколько бы я не повторяла, что ничего не сможет облегчить мою боль, я почему-то
думала, что от поддержки родителей мне все-таки станет чуть легче.
— Нет, спасибо, мам, — отвечаю я, надеясь, что на этом разговор закончится. Что
она отступит, чтобы в следующий раз надавить посильнее.
— Что ж, — говорит отец, — тебе что-нибудь еще от нас нужно?
— Ничего, пап. Я просто хотела, чтобы вы знали о случившемся. Хорошего вечера
вам.
— Спасибо. Сочувствуем твоей потере, Элеонора. — Мама отключается.
— Мы, правда, желаем для тебя лучшего, Элси, — произносит отец. У меня
перехватывает дыхание оттого, что он назвал меня этим именем. Он пытается. Это значит,
что он пытается. — Мы просто… мы не знаем, как… — Он шумно вздыхает. — Ты
знаешь свою маму.
— Да, знаю.
— Мы любим тебя.
— Я тоже вас люблю, — отвечаю я — не из чувств, а потому что того требуют
приличия.
И нажимаю на отбой.
— Ты сделала это. — Анна берет мою руку и прикладывает к своей груди. — Я так
тобой горжусь. Ты очень, очень хорошо держалась. — Она обнимает меня, и я утыкаюсь
лицом в ее плечо. Оно мягкое, и можно было бы в него поплакать, но мне вдруг