Когда он продолжает возить меня таким способом по катку, пока сам он, полностью все контролирует и едет задом, я спрашиваю:
— Вот что тебе нравится? Кто-то, кто полностью подчиняется тебе и не имеет собственного мнения?
— Нет, Нина. Сейчас разговор не о подчинении, а о доверии, о том, что я думаю, нелегко тебе дается.
— Доверие может дорого обойтись, — заявляю я.
— Или оно может принести успокоение.
Он не отводит от меня взгляда, когда я, наконец, сдаюсь, и, вздохнув, соглашаюсь:
— Ну, ладно. На один день.
Его улыбка такая дерзкая, и я качаю головой, а затем спрашиваю:
— Что ты сделал, чтобы для нас открыли каток?
— Уолтер работал на меня, когда строился отель. Так что я просто позвонил ему, подсунул парочку купюр, и вуаля — мы здесь.
— Тебе все так легко дается?
— Нет, — говорит он с проницательным взглядом. — Есть кое-что, над чем я должен поработать.
Он говорит это, и я опускаю глаза, чтобы ослабить напряжение, и когда я делаю это, тут же теряю равновесие, споткнувшись о носок своего же конька. Я хватаюсь за его пальто, поскольку падаю на бедро, и тяну его за собой. Он нависает надо мной, смеясь, пока я лежу, распластавшись на спине.
— Моя попа промокает, — говорю я, пытаясь сесть, но он не позволяет мне своим телом, лежащем на моем. Его пальцы гладят меня по волосам, и он шепчет:
— Твои рыжие волосы великолепны, когда на них попадает снег.
Дрожь пробивает меня из-за холодного льда, и он отодвигается, встает на ноги и помогает подняться мне.
— Накатались?
Я киваю, и он ведет меня с катка к скамье. Когда мы садимся, он кладет мои ноги на свои колени и начинает расшнуровывать мои коньки. Снимает с одной ноги, решительно проводит большим пальцем по своду стопы, попутно растирая, а затем повторяет то же самое с другой ногой. Я наблюдаю, как он делает это, и он не отводит своего взгляда от моего ни на секунду. Обожание, которое он источает, ощутимо, и жаль, что он растрачивает его впустую на такую, как я, но я принимаю это и использую для своей выгоды.
Мы надеваем нашу обувь и благодарим Уолтера, прежде чем возвращаемся к моему дому. Прогуливаемся до его машины, он вытаскивает свои ключи и открывает пассажирскую дверцу.
— Садись.
— Куда мы собираемся?
— Один денек просто доверься мне, — говорит он. — Садись.
Я прохожу мимо него и сажусь на кожаное сиденье «Мерседеса», и он закрывает дверцу. Когда он занимает свое место, он заводит машину и выезжает на проезжую часть. Я молча сижу, пока мы едем на север Мичиган-авеню к Ривер-Норт. Поглядываю на него, он поворачивает голову ко мне и спрашивает: