— Госпожа, вы так чудесны, что я не могу смотреть только на кончики ваших ножек, я выхожу! — наконец услышала она громкий шепот из–под стола, и в следующий миг раздался визг — дама, сидевшая рядом с Марихен подпрыгнула на месте, а за ее спиной возникло маленькое чудовище — выбеленное личико, кроваво–алые губы, разлохмаченные длинные волосы и какое–то странное рубище заставили всех забыть о еде и разговорах — гости во главе с хозяйкой застыли с открытыми ртами. Даже трубадуры и акробаты остекленели, тишина установилась кристальная.
— Призрак замка Готтен приветствует вас, господа! — прокричал гадкий шут, и развязно потянувшись, взял яблоко со стола, прямо через локоть Анны. Первой не выдержала Марихен, дико расхохотавшись. Это было весьма непристойно для девушки ее положения, но напряжение последних дней дало о себе знать таким неожиданным образом.
— Мария — Францина! — одернула ее мать, строго глянув, и она притихла.
— Довольно мило! — заявил шут, и уселся прямо на пол у ног Анны — продолжайте, или господа заскучают! — хозяйски махнул он акробатам, и бросил недогрызенный плод на паркет.
— Боже, Анна, дорогая, продайте мне это гадкое создание! Я дам вам хорошую цену! — воскликнула дама, что была напугана первой.
— Дорогая Джеральдина, я бы и сама рада избавиться от него, но ведь призраки не продаются, тут скорее нужно послать за священником! — невинно развела руками графиня и рассмеялась.
— Как знать, сударыня, возможно, я бы и перешел к вам, но — увы — призраки, как и крестьяне, не выбирают, какой силе им подчиняться! И тоже бывают голодны! — при этом карлик стянул со стола целую куропатку, отошел на шаг, сел как на диван на подбежавшего Локи, и не забывая делиться, быстро приговорил ее всю. Гости веселились, наблюдая за шутовско–собачьей трапезой. Доев, Енот встал, на руках пробежал в круг танцующих акробаток, и принялся ловко отплясывать и метаться среди них, размахивая рваными рукавами, чем удвоил сходство с ночным кошмаром, к тому же завывающим дурным голосом. Веселье возобновилось, набирая обороты — посуда звенела, гости смеялись, вино лилось рекой. Сердце Анны потеплело, и она благосклонно приняла настойчивые ухаживания молодого польского князя, ее знатного гостя Вацлава Ксешинского. Князю едва минуло тридцать пять, он был элегантен, острословен и редкостно хорош собой. Он, не уставая, весь вечер восхищался красотой и умом графини, и даже дошел до намеков об объединении их фамилий… Но практичная и расчетливая Анна — Гертруда не растаяла, и мысли ее выстроились стройной цепочкой несколько в ином направлении: