Глава I. День благодарения
Белокаменное здание конторы, частично окрашенное в тёмно–красный цвет, приютило под своей крышей пятьдесят девять жителей улочки. Свою нелегкую работу в «Культобразпросвете» они раз и навсегда положили для себя считать престижной и удобной. Как–никак контора обеспечивала для всех необходимый прожиточный минимум, к тому же и размещалась неподалеку от домашних огородов.
Ни для кого из пятидесяти девяти не представлял особого секрета тот непреложный факт, что своим благоденствием они обязаны главной управляющей «Культобразпросветом». Именно она, Элиза Радивиловна Голомавзюк, никому не отказав в приёме на работу в тяжёлые для улочки времена, сумела почти бесплатно осчастливить столь огромное по местным меркам число народу. Чувство острой благодарности к ней у конторских служащих было и вполне резонным, и по–человечески понятным. Когда однажды накануне главного события года — перезаключения трудовых контрактов — это чувство приобрело особо напряжённый и затяжной характер, председатель профкома Зиночка объявила о профсоюзном собрании.
Дружно и быстро, не как всегда, пятьдесят девять членов профсоюза сосредоточились на небольшом пространстве столовой, обычном месте неформальных встреч в конторе. Собрание надлежало провести оперативно и скрытно, чтобы его решение явилось для Элизы Радивиловны приятным сюрпризом. Для отвода её глаз конторского живописца Федю обязали шумно, но достоверно изображать вдохновенный труд над созданием очередного, включённого в квартальный план, художественного полотна. Под завораживающе–ритмичное шуршанье Фединой кисти удобно было незамеченными проникнуть за дверь столовой, чтобы здесь без помех обсудить доступные способы снискания благосклонности самой недоступной женщины «Культобразпросвета».
— Ах, я вся из себя в растерянности! — вымученным голосом известила собрание Зиночка. — Если мы сегодня же не придумаем, как отблагодарить Элизу Радивиловну, она может справедливо обидеться. Какие будут предложения?
— Солнце моё, объяви День благодарения! Как в Америке! — как всегда, не кстати пошутил известный конторский балагур дворник дядя Вася.
Раздосадованная присутствием на собрании дворника, Зиночка не удостоила его ни словом, ни даже взглядом. Наивно было бы рассчитывать при решении важной рабочей проблемы на моральную поддержку дяди Васи, который с тех пор, как заочно окончил философский факультет БГУ, неизменно кичился своим особым положением в конторе. «Мне таперича в этом вашем «Образинокультпросвете», — любил говаривать он, всякий раз рисуясь простонародным стилем речи, — окромя как своей метлы, терять абсолютно неча». В обычное время Зиночка, возможно, и позволила бы себе в чём–то согласиться с дворником. Но на сей раз обстоятельства складывались столь необычно, что лично для нее вели к потерям, гораздо более значительным, чем метла, и Зиночка чуть–чуть беспокоилась. Она была некогда профессиональной спортсменкой и даже небезуспешно участвовала в нескольких Олимпийских играх кряду. Но все равно отдел живописи, возглавляемый Зиночкой в настоящее время, работал несколько в ином направлении, и Элиза Радивиловна накануне перезаключения контрактов могла об этом невзначай вспомнить.