Где же красавицы? В прошлый выходной я обнаружила, что в дальнем углу парка, где прописались шахматисты, живут две дамы. Увидев их впервые, я испугалась. Постбальзаковского возраста, похожие на оживших кокоток с плакатов Тулуз — Лотрека, одетые в длинные платья, закутанные в прозрачные шали и с бантами в волосах дамы двигались по направлению к туалету. Шикарные издалека, вблизи они оказались отвратительными, тронутыми тленом и пороком.
Роскошные вечерние платья оказались потёртыми велюровыми тряпками, напудренные лица — старыми, коралловые губы открывали провалы чёрных беззубых ртов. Из щедрых декольте выглядывали грязные лифчики, из–под изящно причёсанных париков выбивались седые пряди.
Сегодня дам не было. В ажурную железную решётку над столом, за которым расположилась компания чёрных парней, был воткнут розовый с оборочками зонтик, на серой, выщербленной скамейке лежала крошечная дамская сумочка, поблескивая защёлкой замка. На выходе из парка оглядываюсь, и мне кажется, что я вижу картину импрессионистов — тени под деревьями сгущены до чернильной вязкости, резко освещённые поляны превращены в сценические площадки, на которых застыли в мареве дрожащего воздуха невнятно прописанные фигуры прохожих, фиолетово–серые тротуары усеяны розовыми пятнами света, и, словно в поддержку им, на переднем плане выписан нежный, розовый зонтик.
Всё, хватит шляться! Пора на работу! Раскладываю на столе рисунки, к ограде дерева привязываю холсты, усаживаюсь с книгой под пойманный зыбкий клочок тени. Долгий–долгий летний день плывёт мимо и рядом, стоит только протянуть руку, но я застряла в бесплодных размышлениях, пытаясь представить, как живётся им, безымянным персонажам Нью Йорка, в картонной коробке и на скамейке в углу сквера.
Нью — Йоркская станция метро Принс Стрит незаметна, вход в неё напоминает лаз в катакомбы, крутые ступени уходят вниз почти отвесно и ступивший на них проваливается в бездну рывками — вначале по колено, затем по пояс и, наконец, в чёрной дыре исчезает голова. Выходящие наружу напротив вывинчиваются из–под толщи асфальта подобно жизнерадостным побегам бамбука, но в обратном порядке: голова, плечи, ноги, и, вылупившись из подземного ада, смешиваются с толпой.
Я же, чертыхаясь сквозь стиснутые зубы, вначале являю свету филейную часть, украшенную карманом с бахромой, затем защитного цвета панаму и наконец, выскакиваю на поверхность, словно чёрт из табакерки, с грохотом выдирая из ямы нескладное, угловатое, перевязанное резинками металлическое сооружение. С такими тележками ходят в супермаркеты пожилые женщины, именно те, которым уже наплевать на собственную внешность, и которые получают радость только от кулинарии. Тара эта также служит бездомным в качестве сохранения и перевозки, украденного и собранного на помойках домашнего имущества. В моей же находится амуниция художника, как то: холсты, рисунки, стол, складной стульчик и необходимые предметы, должные скрасить скуку десятичасового пребывания на улице. Нью — Йоркские жители к творческим личностям относятся с почтением и благосклонно. Oни без раздражения уступают мне дорогу, образуя в плотной толпе завихрения и пустоты.