Я нагнулась и бросила вещь на диван.
Роджерс громко стиснул зубы.
— Ты мне надоела, — процедил он. — Вечно суешь свой нос, куда не надо! Твое присутствие… если
бы ты знала, как это раздражает! Ты все портишь.
Признаю, это было обидно. И даже больно. Совсем чуть-чуть. Неприятное чувство вспыхнуло где-то
в недосягаемых глубинах моего разума, и я надеялась, что очень скоро оно исчезнет.
Сначала Зак Роджерс говорит мне ужасные вещи, затем целует и вновь возвращается к своей старой
песне о том, что я его достала и бла бла бла. Он вообще нормальный?
Сжав пальцами переносицу, я опустила голову и слабо покачала ею.
— Ты невыносим, — пробормотала я неожиданно уставшим голосом, но во мне по-прежнему
пульсировала злость на парня. — Просто чертовски невыносим. Не удивлена, что твоя мать сбежала
от тебя.
О. Нет.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Я не могла сказать этого вслух…
Вздрогнув и замерев, я осторожно подняла голову. То, каким было лицо Зака, сильно удивило меня и
заставило почувствовать самой огромной сволочью на свете. И я была ею. Я задела его за самое
больное место. Джейсон рассказывал мне, что Зак стал… плохим из-за ухода миссис Роджерс, и я не
имела права бросать ему это в лицо, каким бы козлом он ни был.
Я впервые увидела слабость в этих голубых глазах, и мое сердце сжалось от ненависти к самой себе.
Какая же я дура.
— Извини, — промямлила я. — Я не хотела…
— Заткнись, — прошипел сквозь плотно сжатые зубы Роджерс.
Я послушно замолчала и сомкнула засохшие губы, громко сглотнув. Если Зак сейчас накричит на
меня, я не стану отвечать ему и обзываться в ответ. Это будет заслуженно.
Но не было ничего из того, чего я ждала и боялась.
Зак Роджерс просто развернулся и ушел, как делал это всегда. А я… я осталась наедине с гложущим
к себе отвращением, пожирающим изнутри и заставляющим задуматься, что я не лучше его. Зак
ужасен по-своему, а я — по-своему.
Но я все равно хуже. Он обижает, но не задевает чувства так глубоко, как это только что сделала я.
Я монстр.
Мне удалось обидеть человека, которого, я думала, ничто не берет, ни одно ругательство на свете.
Но стоило заикнуться о его матери, как защита пала, и голубые глаза обнажили передо мной страх.
Страх осознания того, что он остался без одного из самых близких ему людей.
Я хотела отомстить ему — я отомстила. Но это не принесло мне облегчения.
Мне не давало покоя то, что я сказала.
Мне было стыдно. Ужасно стыдно. Но я не могла отмотать время назад и промолчать, как хотела.
Я сидела на кухне, ела лакрицу и смотрела на стул перед собой. Несколько минут назад
разговаривала с мамой. Она рассказывала о том, как прекрасно на Гавайях, что они живут в