И вот четверка «яков» покидает аэродром. Это все, что осталось от полка. Курс на Запорожье. Ведет четверку лейтенант Лобастов. Я лечу в паре с ним. Во второй паре — Митрофанов и Конгресско.
Перелет прошел спокойно. Мы приземлились на новом аэродроме, только что покинутом немцами, и собрались в капонире у Лобастова, чтобы выкурить по папиросе. Кто-то из нас чиркнул спичкой. Звук этот потонул в визге и разрывах мин. Немцы находились километрах в трех от аэродрома и, обозленные его потерей, сейчас обстреливали нас из минометов. На посадочной полосе взлетали бесчисленные фонтаны земли.
— Лучше поздно, чем никогда, — шутил Лобастов. — Прозевали нас. Пусть расходуют боеприпасы.
Одна из мин разорвалась рядом с капониром, в котором были мы. Со свистом пронеслись осколки, потом нас обдало разрыхленной землей. Резкие удары чередовались с ослепительными вспышками. Над аэродромом тучей висела пыль. Мы тесно прижимались к стенкам капонира. Едва прекратился минометный огонь, как завыли моторами «фоккеры».
— Эти-то уж с солидными гостинцами! — прокричал Паша.
С противным завыванием, которое усиливалось с каждой минутой, к земле устремились бомбы. Ощущение было такое, будто падают они прямо на голову. Раздался взрыв такой сильный, что мы ухватились друг за друга, кто-то упал на колени. Лобастов крикнул:
— Ложись!
От близких взрывов в ушах звенело до боли. А бомбежка усиливалась. Фашисты добросовестно вспахивали посадочную полосу. Фугаски, казалось, раскалывали, рвали на части весь земной шар. Примешивались и другие взрывы, слабее.
— «Лягушек» посыпали! — закричал Лобастов. — Ну, друзья, смотрите в оба.
Мы знали, о чем он предупреждал. Фашисты сбрасывали кассеты, начиненные маленькими бомбочками-«лягушками». Многие из них не взрывались, а рассыпались по земле. Стоило к какой-нибудь прикоснуться, как «лягушка» подскакивала на небольшую высоту и рвалась. Эти бомбочки-мины были предназначены специально для уничтожения живой силы.
Приближалась ночь, и наше положение усложнялось: в сумерках не заметишь, как наступишь на «лягушку».
«Фоккеры», отбомбившись, улетели, не причинив серьезного ущерба. Наши самолеты уцелели. Стало тихо. А мы сидели в своем капонире и постепенно приходили в себя. На другой посадочной площадке нас ждали два «По-2», чтобы доставить на старый аэродром. Но как до них добраться?
— Вот это попались! — возмущался Конгресско. — Неужели до утра сидеть? По «лягушкам» ведь не пойдешь!
И все же мы решили рискнуть — идти через летное поле по одному. Первым отправился Лобастов. Шел он медленно, пристально смотря себе под ноги. За ним на расстоянии пятидесяти метров двигался я, за мной на таком же расстоянии — третий, дальше четвертый. Шли, затаив дыхание. Сердце у меня билось так громко, что, казалось, могли услышать товарищи. На лбу выступила испарина, коленки мелко дрожали. Нет, это была не трусость, а то самое противное чувство неизвестности, которое всегда так выматывает нервы.