В тот день пришло письмо, написанное незнакомым почерком. Мама внимательно осмотрела штемпель на марке, пытаясь прочесть, откуда оно отправлено. Потом, как сейчас помню, присела у стола, оторвала от края конверта узкую полоску, вынула сложенный вчетверо листок, развернула его и, едва взглянув на первые строчки, коротко вскрикнула:
— Витя!
Письмо начиналось так: «Спешу исполнить последнюю волю нашего друга, покойного Петра Александровича…» Кто-то из далекого сибирского села сообщал нам о смерти отца, справлялся, как распорядиться его вещами и книгами.
Долго я не мог свыкнуться с мыслью, что отца не стало, но не плакал, а только думал, думал…
Пришли ценной посылкой вещи отца: старинные часы с римскими цифрами, полевой бинокль, овальное зеркало в никелированной оправе и серебряный портсигар. Теперь они принадлежали мне.
Мать редко рассказывала об отце, но отзывалась о нем с неизменным уважением. Должно быть, она любила его, но вместе они не жили.
От нее я узнал, что отец вырос в семье московского рабочего-переплетчика. Ему было семнадцать, когда он прочел на иссеченной пулями стене Кремля еще влажную от клейстера листовку и вступил в красногвардейский отряд. В девятнадцатом году он окончил школу военных фельдшеров и перед отправкой на колчаковский фронт вступил в партию. С Красной Армией он прошел по обледенелым тропам Урала, по степям и тайге вплоть до Иркутска. Конец гражданской войны застал его в Томске. Оттуда он вернулся в Москву со страстным желанием учиться. Поступил на медфак университета. Вечерами работал: выгружал кирпич и доски на железной дороге, расклеивал афиши. Наконец, стал врачом.
В разбитых ботинках, в потрепанной армейской шинели выехал он на работу в Сибирь. Здесь, в небольшом таежном селе, познакомился с молодой учительницей. После занятий ученики провожали учительницу домой, потому что она панически боялась собак. С тех пор провожать учительницу стал врач, а вскоре она стала его женой.
Родился я. Мама отправилась погостить к родным и не вернулась к отцу. Не знаю почему. Она никогда мне об этом не говорила, а я не спрашивал.
Работу свою отец любил до самозабвения, много и серьезно читал, выезжал на съезды врачей, печатал свои статьи в научных журналах. Уже тогда он был опытным врачом. Подчас ему удавалось спасать тяжелых, почти безнадежных больных. Позже он звал меня в своих письмах к себе. Он любил Сибирь и писал о ней с восхищением.
Видимо, близкую смерть предчувствовал отец, когда писал мне: «С неделю провалялся после сердечного приступа. Было время думать о себе, что я не особенно люблю — скучное занятие. Подвел черту, итог такой: еще бы мне одну жизнь. Не полегче, а такую же. Только чтоб не то же самое, а дальше, вперед. Объясню, что хочу сказать. Может быть, ты когда-нибудь будешь изучать латынь. Узнаешь такой девиз: „Пэр аспэра ад астра“. Что значит: „Через тернии к звездам“. То есть через трудности. Так человечество шагает к своим звездам, и дошагает. А отдельный человек к своей звездочке. Тоже через трудности. А кто легкого ищет, те вроде пыли в придорожной канаве, рядом с окурками. Самое легкое — это жить по инерции. Страшная это штука. Не поддавайся ей. Ставь себе цели на грани невозможного. Не страшись удаленности их. Пусть ты сделаешь только первый и второй шаг, другие сделают третий и четвертый. Иначе гибель — сытобрюхая, себялюбивая». Это было завещание отца. Я знал его наизусть.