Саша уже не слушала излишне бодрый голос Игоря, желавший ей, с противным намеком, «интересной студенческой и личной жизни», успешно закончить институт, проявить себя в новых экономических условиях… Господи, как же глупо и натужно шутил сейчас этот острослов, отрекшийся от нее…
Двадцать четвертого декабря родилась Зинаида Александровна Беляева. Маленький ребенок занял Сашу целиком, не оставляя ни времени, ни сил на учебу. Кроме того, начались острые материальные затруднения. Из института Саше пришлось уйти, надо было зарабатывать деньги. С заработком же в их женской семье не складывалось. Все как–то получалось, что недотягивали они втроем до средней потребительской корзины. Компьютерный набор стал мало востребован, сами себя люди обслуживали, оставив Зинаиду Константиновну на скудной пенсии. Врожденный порок сердца все больше давал о себе знать, расшатались нервы. Но инвалидность ей ВТЭК не дал, не признав сердце достаточно больным для бесплатных лекарств.
Глаза Саши теперь редко светились, да и смотрели все вниз — на книги, которые она выдавала в библиотеке, в конторские книги ДЕЗа, на пол в поликлинике, который мыла после дежурства в регистратуре. Но маленькая Зинка росла умницей, и настойчиво являлась картинка: вернется Буртаев, узнает про дочь и заплачет об утраченном счастье.
…В начале декабря развезли грязищу. Поликлиника уже закрывалась, а больные все шли и шли. Шаркали по влажному кафелю немыслимые сапоги типа «прощай молодость», облепленные бурой снеговой кашей. Иная обувь выглядела попугаем, залетевшим в воробьиную стайку.
— Девушка, осторожней, здесь скользко! — предостерегла Саша тонкие каблучки, обходя их тряпкой. Каблучки не двинулись. Раздался голос:
— Кончай корячиться, Беляева. Смотреть противно.
Ларка — румяная и по всем статьям цветущая, в изумрудной дубленке и обалденных сапогах с какими–то лаковыми зелеными кистями, стояла в позе — «руки в боки» над приникшей к швабре подругой. — Айда ко мне. Разговор есть.
На Ларкиной кухне все было устроено в точ в точ по журналу. И белая мебель со встроенной техникой, и занавески в три ажурных слоя и посуда, и всяческая яркая мелочевка — салфеточки, фонарики, баночки с специям, вазочки с кактусами.
— Как тебе моя новая микроволновка с грилем? — хозяйка метнула из холодильника коробку с пирожными, поставила на стол конфеты: — Твоя любимая вишня в ликере.
— Мечта… — Саша с удовольствием расслабилась в удобном плетеном стуле. Спина гудел после двенадцатичасовой смены. — Домой можно не торопиться. Мать Зинулю из сада взяла и меня поджидает со своими финансовыми отчетами. На нее сильное впечатление наш элитный детсад производит. Сразу лозунг выбрасывает: «Твой дед был нищим гением опальной науки (это генетики, значит). Одни брюки двадцать лет, до самых лагерей носил. А ты девочку приучаешь к показухе. Купеческие замашки нам не по карману». — Покрутив коробку с пирожными, Саша выбрала «трубочку», любимую с детства, и с наслаждение откусила нежный слоеный хвостик.