В одном из них были и снимки музея под открытым небом и двух комнат его дома -- того самого, где он прожил с Ларисой десять счастливых лет.
На ярко-зеленой лужайке, рядом с пушистой голубой елью, которую он все-таки достал для жены, на низкой дубовой подставке лежал глиняный сосуд для воды -- хум; раньше такой имелся в любом дво-ре -- ведь не только водопровод, но и колодец в этих краях был редкостью. Сосуд из красноватой глины литров на пятьдесят -- шестьдесят потерял от времени первоначальный цвет, но на фотографии смотрелся хорошо, выцветшие краски говорили о возрасте. В нескольких местах сосуд был умело за-латан, медные скобы успели покрыться зеленоватым налетом.
Фотографии для этого альбома готовились лет через пять после того, как Лариса задумала и начала осуществлять свой план музея в саду. За это время экспозиция менялась десятки раз. Когда Лариса привозила из дальних поездок какую-нибудь инте-ресную вещь, все в саду начинало двигаться, пе-ремещаться, но, надо признать, от каждой переста-новки, замены экспонатов общий вид, панорама улучшались несомненно. За пять лет подросла и голубая ель, которую они наряжали для окрестной детворы на Новый год, укрепились карликовые де-ревья. Лариса отыскивала их у садоводов-любителей по всей Средней Азии, когда ездила на поиски керамики, и по весне во дворе розово цвело деревце фейхоа, наполняя воздух тонким ароматом. Исчез розарий, но отдельные кусты роз -- алой, багряно-красной, белой, желтой -- росли, по замыслу Ларисы, в соседстве с редкими карликовыми деревьями. Пе-рестроили они и свой крошечный бассейн: отодви-нули в глубь сада, эмалированную ванну сменили на бетонную, выложенную голубым кафелем, но все это делалось не только для собственного удоволь-ствия -- рядом с водой керамика смотрелась совсем иначе.
Когда Лариса всерьез заявила о себе и ее ке-рамикой заинтересовались искусствоведы, ему уда-лось побывать с женой на двух из трех ее зару-бежных выставках -- в Цюрихе и Стокгольме. Ко-нечно, он ездил туда по туристической путевке, но главное, он был рядом, мог помочь, поддержать, он был свидетелем ее успеха, видел ее необыкно-венно счастливой, и позже не раз благодарил судьбу за то, что она предоставила ему такую возможность.
Наверное, Амирхан Даутович любил альбомы, изданные в Москве, еще потому, что хоть и при-езжала съемочная группа с осветителями, с десятком чемоданов всякой аппаратуры, лучшие снимки все-таки были сделаны самой Ларисой. Когда она стала бывать за границей, обзавелась и японской и за-падногерманской камерами, и все деньги в поездках тратила на фотобумагу и реактивы. Снимков она делала много: снимала и на рассвете, и на закате, и в ослепляющий полдень, и никогда не снимала дома без него, -- помогая, он понимал ее без слов. Оттого ему была дорога каждая фотография в аль-боме, он помнил, как они рождались.