– Куда это мы намылились?
Она осторожно его обошла и зашагала дальше. Вчера, когда Каролина оформлялась в гостиницу, портье заверил ее, что июнь – «тихий месяц»: никаких праздников, студенты разъехались на каникулы или сдают выпускные экзамены. Для долгих гулянок слишком жарко и душно, и потому в июне здесь царят буколический покой и очаровательная истома старого Юга.
– Покажи сиськи! – крикнул кто-то в компании высоченных парней, по виду спортсменов.
Каролина остановилась. Может, ошарашить их и себя? А что, студенткой она это делала. Но глупая мысль утонула в осадке от разговора с Блантоном, и тотчас захотелось пристрелить наглецов. Однако через секунду Каролина сообразила, что дерзкое предложение сделано не ей, а кому-то на балконе над ее головой. Она сошла с тротуара и посмотрела вверх. Десятка два пьяных девиц перевешивались через балконные перила или отплясывали, выпрашивая бусы Марди Гра, все еще пользовавшиеся спросом, хотя карнавальный сезон давно минул.
Одна девушка, вся такая правильная и пухленькая, как индейка на День благодарения, охотно задрала блузку, и зрители, радостно завопив, метнули ей бусы. Ее соседка проявила талант к дразнящей постановке: покачивая бедрами, обнажила одну грудь, потом другую, потом разом обе. Ей досталось больше бус.
«Что я здесь делаю?» – подумала Каролина. После встречи с Блантоном она не смогла уснуть: перед глазами маячила фотография пятнадцатилетней жертвы. В два ночи Каролина раскрыла телефонный справочник и выписала торговые центры, где имелись кондитерские. Таких было три. Каролина сопоставила этот список со списком центров, располагавших фотомагазинами.
Потом опять легла, но так и не уснула. Встала, надела спортивные штаны и решила прогуляться к реке. Но ее привлекли крики и музыка, слышимые за два квартала, и она пошла на Бурбон-стрит, где влилась в толпу перед заведениями, сулившими эротические зрелища. Может, сработала полицейская выучка пресекать беспорядок? Или причина в нынешнем деле и мысли, занозой сидевшей в голове?
Фатализм проститутки Жаклин породил эту мысль, а безоглядная извращенность маньяка, описанная Кёртисом Блантоном, ее укрепила. Полиция и поп-культура представляли серийных убийц неисправимыми злодеями. Существовал стереотип, который помянул Блантон: холостяки от двадцати четырех до сорока восьми и так далее. В сочетании с другими факторами эти характеристики складывались в монстра, нечто ненормальное, нечеловеческое, кошмарное: Джеффри Дамер, Тед Банди, Ганнибал Лектер[10].
Хотя и сам стереотип порождал тревожные мысли. От двадцати четырех до сорока восьми? Холостяк? Проблемы с близостью? Комплексы из-за матери? Но любой мужчина мечтает побыть холостяком, сближаться ни с кем не способен и отводит глаза, говоря о матери.