– Я там чуть не шомлела. – Язык ее заплетался. – Муженька мои сишьки давно так не интерешовали!
– Ты же сама захотела пойти, – оправдывался мужчина.
– Я шучу, малыш.
Девушка ткнулась мужу в плечо, и тот ласково поцеловал ее в маковку. Потом заметил Каролину:
– Дорогуша, сделайте нам еще по стаканчику.
Каролина кивнула и вышла из бара. На первом же перекрестке она свернула в тихую улочку и, засунув руки в карманы, побрела мимо ломбардов и книжных лавок, удаляясь от шума и гама Бурбон-стрит. На Французском рынке зашла в ночное «Кафе дю Монд», взяла латте и понемногу успокоилась, раздумывая о ненадежности человеческого восприятия и памяти. Вспомнилось одно давнее дело об ограблении: хозяйка десять минут подробно описывала человека, проникшего в ее дом, полицейский художник нарисовал портрет, и Каролина поняла, что на нем изображен хозяйкин покойный сын, чья фотография стояла на каминной доске. Наверное, одни видят то, что хотят, другие – то, чего боятся.
Из кованого кресла Каролина наблюдала за официантами в засаленных бумажных шляпах. В кафе было человек двадцать. Одни очухивались после доброй выпивки, другие вели серьезную беседу, третьи одиноко сидели с газетой или книгой или что-то черкали в блокноте. Мужчины. Не монстры.
Каролина выпила кофе и потихоньку добрела до пристани у северного берега Миссисипи. Ветерок, старавшийся не обгонять речное течение, чуть помешивал густой воздух. У реки, даже такой широкой и ленивой, Каролине стало хорошо. Пожалуй, здесь и надо провести остаток ночи.
Когда отец ушел из семьи, у матери нарушился сон, а потом возникла тяжелая бессонница. Каролина помнила мамины панические звонки в два ночи. Она даже не успевала сказать «алло», а мать уже стрекотала: извинялась за какую-то давно забытую фразу, хотела обсудить меню праздничной трапезы на двоих, предлагала мужские и женские имена для будущих детей Каролины. Максвелл и Коринна. Блейк и Сандра. Каролина терпеливо слушала мать, которая, исчерпав две-три темы, переходила на телепрограммы и газетные статьи. «Ляг, поспи», – говорила Каролина. «Не могу, слишком устала. – Голос матери полнился маниакальным страданием. – И еще столько всего надо сделать».
После маминой смерти у Каролины тоже началась бессонница. Однажды она проснулась в три ночи – вроде бы звонил телефон. Померещилось, что звонит мать – хочет спросить, можно ли подавать суп в тарелках для пасты, которые она привезла из Генуи, или кому больше подходит имя Трейси, мальчику или девочке. Однако телефон молчал, и Каролине показалось, что она не успела взять трубку.