Теперь комната для игр была переделана в прекрасный и по-современному оборудованный кабинет, где она в основном работала, предпочитая его своему офису и лондонской квартире, а веселенькие оборочки и рюшечки ее детской спальни уступили место более изысканным вещам.
Однако это крыло дома все равно оставалось только ее миром, куда не было доступа посторонним. Здесь она чувствовала себя спокойно, как нигде в мире. Она погрузилась в теплую, ароматизированную воду и почувствовала, как покой проникает в ее душу. Она не хотела думать об Адаме Тюдоре. Она не могла прочитать, что было в его коварной голове, поэтому решила не гадать, чего он добивается от Мартина; она просто сделает все, чтобы он не узнал, где находится ее дядя, и все будет в порядке.
Примерно через час она вылезла из остывшей воды и, не спеша, вытерлась насухо полотенцем. Набросив на себя короткий ярко-желтый шелковый халатик, она завязала поясок и высвободила свою золотисто-каштановую гриву. Надо будет еще раз попытаться связаться с Домиником, а потом — в постель и забыть про всю эту кутерьму. Завтра, свежая и выспавшаяся, она решит, что ей делать с этим назойливым типом.
Но Адам Тюдор, очевидно, думал иначе, поскольку, открыв дверь в спальню, она обнаружила, что он разлегся на ее кровати — и все ее мысли о спокойном сне улетучились, и она вся напряглась от охватившего ее бешенства.
— Что-то ты долго! — Темно-зеленые глаза Адама медленным оценивающим взглядом прошлись по ее фигуре, и она почувствовала себя беззащитной в этом тонком шелковом халатике, прилипающем к телу и слишком откровенно облегающем все ее округлости и выпуклости; к тому же он почти не закрывал ее длинные обнаженные ноги; видно было, что этот чересчур пристальный осмотр доставляет ему истинное наслаждение.
Пальцы ее босых ног в ярости вцепились в мягкий ворс ковра, красивый рот исказила гримаса, она гневно рявкнула:
— Какого черта! Что вы здесь делаете?
— Жду тебя. Я уже сказал, что ты слишком задержалась. — От его губ, чуть прикрытых глаз, откровенно ласкающих взглядом ее бедра, исходила неприкрытая чувственность. — Понятно почему.
Несмотря на все — на то, что она знала о себе и о нем, — она почувствовала, как во рту у нее пересохло, а сердце бешено забилось в груди. Усилием воли ей удалось преодолеть желание подойти к нему. Она еще не совсем потеряла голову, однако желание быть рядом с ним, так, чтобы можно было дотронуться до него, казалось, было непреодолимым.
Большой и сильный, Адам Тюдор лежал на ее кровати, всем своим видом как бы насмехаясь над ее девичьей хрупкостью. Он лежал без галстука и пиджака, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и белизна хрустящей ткани оттеняла оливковосмуглую кожу, отчего она казалась еще более притягательной… Желание дотронуться, убедиться, что кожа его была действительно такой гладкой и теплой, как казалось, было мучительным и неотвязным…