— А чё — боялась-то? Он, вообще-то, мягкий и пушистый. Когда спит зубами к стенке.
— Шутишь всё, — вздохнула Маша, — а как не приглянусь я твоим родителям? Не понравлюсь?
— Головы не забивай! — рыкнул Миша, втискивая машину на 60 км/ч в просвет двух машин на перекрёстке, — Нравиться, не нравиться, спи моя красавица! Батина присказка. Мой выбор. Да, что я перед тобой? Слушай — правду! И — решай, пока не поздно! Отец и его лучший друг генерал Вишнин — тебя нашли. Выступили, как сваты. Они нас свели, как кобелька и сучку. Если бы ты им не понравилась — служила бы и дальше в райотделе. Какой области?
— Свердловской, — всхлипнула Маша. Слёзы бежали из глаз. Салон машины закружился перед ней, лобовое стекло и ряды машин за ним стремительно улетало вперёд, крутясь.
— Маша, Маша, Солнышко, тебе плохо? Прости, меня, дурака! Правда, солдафон! — машина приняла вправо, остановилась.
Хлопнула дверь, открылась дверь около девушки, сильные, настойчивые руки помогли выбраться из машины.
— Щас мороженку съедим, газировочки попьём, в теньке посидим. Не слушай меня, солдафона! Привык дрючить дубовых новобранцев! С девушками у меня — совсем никакого опыта.
— Почему? — тихо спросила Маша, усаживаемая на скамейку.
— Больной я, Маша. Немтырь. Молчун. Два слова связать не могу с девушками. «Бе-ме-кхе» — вот так разговариваю. Матерюсь только ловко. А в бою — только так и надо.
— Не заметила, — слабо улыбнулась Маша.
— Это я с тобой — болтун. Ожил. Ты моя индивидуальная, персональная Муза. Я тебе ещё песни петь буду и стихи писать. Только не бледней так, ладно?
Миша был так искренне напуган, так жалостлив его голос, что Маша ткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Миша гладил её волосы, дёргая волоски наждачкой дублённой кожи своих ладоней, причитал, успокаивал.
— А тебе не обидно? — Маша отстранилась, глядя в глаза Мише.
— Что именно?
— Что нас свели, как лошадей, как породистых собак? Для случки. Для улучшения породы?
— Какой породы? Маша? Я — немой сирота, которого Медведь подобрал на руинах Сталинграда, ты — детдомовская. Порода!
— У меня по бабкиной линии — князья. Дворяне.
— Акуеть! Ой, прости! И чё? Ну, совпало. Бывает. Ты не виновата, что предки — тунеядцы. Сама-то ты — не такая.
Маша даже разинула рот от удивления. «Улучшение породы»? Миша считает — ухудшение.
— Всё одно — мне отвели роль породистой сучки, клушки, что должна высиживать яйца и кудахтать над цыплятами.
— Есть такое, — кивнул Миша, не стал отрицать, — но, любая бабка, любой дед — хочет, чтобы сноха была — клушкой. Потому что хотят внуков. А у Медведя под это целая госпрограмма подведена. И теоретически грамотно оформлена. Демографическое возрождение. Во как! Не много, не мало! Ему мало тысяч Медвежат, ему дай сотню тысяч внуков!