— Научится…
…По лагерю скачет Савва Болдыря, держа в поводу коня, через седло которого перекинут ногайский посол.
Остановился, спешился, сдернул ногайца с лошади, бросил возле стола, за которым пировали Кольцо с Ермаком.
— Говори! — Болдыря пнул ногайца.
— Что такое? — спросил Кольцо.
— Подари мне жизнь, атаман. Я за то сообщу тебе важное известие…
— Ну?!
— По приказу царя сюда идет воевода Мурашкин с полком стрельцов. Чтоб тебя изловить и повесить… — И вдруг озверел, ощерился. — За то, что Сарайчик пожег, казацкий пес, людей наших бьешь, полонишь, в рабство продаешь!
— И паршивого посла этого продать в Азов! — распорядился Иван Кольцо.
Лежа в постели, Иван, заложив руки за голову, уныло смотрел в потолок. Алена, сидя на кровати, прибирала на ночь волосы.
— Что-то ты, Иванушка, такой невеселый ныне у меня?
— Да нечего веселиться-то, Аленушка. Царь-то-государь, наш батюшка, полк стрельцов сюда послал, меня словить да повесить.
— Ванюшка! — Она упала на него, обняла, будто пытаясь защитить от опасности. — Да за что?!
— Да это бы ничего, Алена. Я б на Дон ушел… На Яик — ищи-свищи меня. Да вот… — И Кольцо умолк, не договорив.
— Ну что, что еще? — взмолилась Алена.
— Ермак… Ермолай твой объявился.
Алена оцепенела. В глазах ее полыхнул смертельный испуг.
— Ка-ак?!
— Лазутчики донесли — царев воевода Мурашкин уж Рязань миновал, скоро припожалует со своими стрельцами в гости к нам, — проговорил Никита Пан и угрюмо усмехнулся: — Сказывают, острых топоров да крепких веревок много коробов везет… Решайте, атаманы, что делать нам!
В походном шатре Ермака собрались его сподвижники — Матвей Мещеряк, Богдан Брязга, Яков Михайлов, Черкас Александров. Тут же Иван Кольцо, Савва Болдыря, Никита Пан.
Посередине шатра — голый стол, некоторые сидят за столом, остальные примостились кто где — на подушках, на седлах. Кольцо сидит на какой-то скамеечке у самого полога, угрюмо смотрит под ноги. Тяжело поднял голову, поглядел на Ермака.
— Что же делать? Кому казнь не грозит — пусть тут остаются. А мне со своими казачками уходить надо.
— А может, Иван, — усмехнулся Ермак, — мне-то с моими казачками царский воевода веревки покрепче, чем для вас, выберет. Казаков-то с войны я самовольно увел.
— Двинем, братцы, в верховье Дона! — воскликнул Брязга.
— Там Мурашкин не достанет нас! — поддержал Мещеряк.
— А может, на Яик? — сказал Болдыря.
— Царская рука достанет нас, братья, и на Дону, и на Яике-реке, — проговорил Ермак. — Скоро ли, долго ли, а, боюсь, достанет.
— А в петле дергаться что-то неохота, — с усмешкой проговорил Черкас Александров. — Я еще молодой.